— Предатель!
— Лжец!
Джейкоб и Исав Морганы стояли друг против друга, набычившись и стиснув зубы. Их лица налились кровью, глаза сверкали от бешенства. Молодые люди походили друг на друга как две капли воды, если не считать того, что на Джейкобе были штаны из темно-коричневого шерстяного сукна, а на Исаве — из шелка.
— Сядь, Джейкоб! Исав, веди себя прилично! У нас гости! — тяжело громыхнул властный голос.
Энн Морган глянула на мужа, сидевшего во главе стола. Морской воздух и солнце не пощадили его кожу: выдубленная насквозь, она стала сухой и темной. И все же, несмотря на морщины и поредевшие седые волосы, Джаред по-прежнему отличался суровой мужской красотой и был полон сил и энергии. В его голубых глазах частенько мелькали озорные искорки, которые делали его таким привлекательным.
«Ладно, — подумала она. — Пусть сам разбирается с мальчиками. — И мысленно усмехнулась: — Мальчики. Какие там мальчики! Близнецам уже за тридцать. Однако стоит им сойтись — и они, как маленькие, затевают ссору».
Братья пропустили слова отца мимо ушей. Разгневанный Джаред медленно поднялся из-за стола. Старый капитан привык отдавать приказы стоя — в противном случае толку от твоих слов будет не больше, чем от приглашения на чай.
Он встал, и трое гостей — доктор Сэмюэл Купер, Джон Хэнкок и Сэм Адамс[1] — дружно перевели на него глаза, затем их взоры вновь обратились к братьям. Было забавно наблюдать за выражением лиц этих почтенных джентльменов: каждый из них реагировал на происходящее по-своему. Хэнкок восседал между Энн и Мерси Морган, отстраненно полуопустив веки. На его лице застыла скука — так лорд, увидев дерущихся простолюдинов, брезгливо переходит на противоположную сторону улицы. Рядом с Джаредом расположился преподобный Сэмюэл Купер, облаченный в традиционное черное одеяние с белым галстуком — в отличие от Хэнкока он зорко следил за стычкой. Когда старый капитан призвал сыновей к порядку, Купер одобрительно кивнул, явно стремясь поддержать авторитет Джареда. Рядом с Джейкобом, слева от Купера, сидел Сэм Адамс. Этот человек вел себя так, словно был маленьким бродягой, которому посчастливилось попасть на цирковое представление. Он жадно впитывал в себя атмосферу ссоры. Надо полагать, при иных обстоятельствах мистер Адамс и сам с удовольствием ввязался бы в потасовку.
— Джейкоб! Не смей так вести себя при гостях! — отрывисто рявкнул Джаред. — Исав, хочешь очутиться за дверью?
Пряча улыбку, Энн опустила голову. Ее развеселил не только капитанский тон мужа, но и то, сколь тщательно он подбирал слова. Энн знала, что хотя Джаред и не любил сквернословить, у себя на корабле он не стал бы деликатничать. Однако при гостях — особенно при священнике — старый капитан изо всех сил избегал крепких словечек. Джареду не раз приходилось усмирять разбушевавшихся матросов. Но сегодня скандалили не они, а его дети, и дело происходило не на корабле, а за обеденным столом, да еще в присутствии видных членов бостонского общества.
— Джейкоб! Слышишь меня? Исав, кому говорю!
«Обратиться к каждому. Хорошо. Джаред не забыл». С раннего детства близнецы не желали делиться друг с другом ничем, даже словами. Для того чтобы добиться послушания, их приходилось успокаивать по отдельности. Если удавалось убедить их разойтись мирно, это было великим достижением. Уговаривать Энн умела. Ведь именно ей — пока муж находился в море, за тысячи миль от дома — приходилось разнимать мальчиков. Однако по мере взросления сыновья все меньше подчинялись матери. А недавно, споря о правах колоний, они вообще потеряли голову от возбуждения. Выкрикивали безумные, совершенно недопустимые вещи. Перепуганная Энн не могла их успокоить — сыновья точно лишились разума.
Впрочем, сегодня слова Джареда достигли цели. Исав отступил. Он посмотрел на отца, затем, обведя глазами стол, наткнулся на неодобрительный взгляд матери. Та глядела на него, как на непослушного ребенка. Хотя он был взрослый мужчина, для Энн это значения не имело. Тот, кто ведет себя как несмышленое дитя, заслуживает соответствующего обращения!
— Прошу прощения, — извинился Исав перед гостями, — если мое поведение вас оскорбило, — и сел на место.
Джейкоб не шелохнулся. Стиснув кулаки, он по-прежнему грозно возвышался над братом.
— Я сказал, сядь! — Глядя на непокорного сына, Джаред тоже сжал кулаки.
Напротив Джейкоба сидела его жена — Мерси. До этой минуты она мало интересовалась потасовкой. Такие ссоры она видела не раз. Выходка братьев заставила Джареда, Энн и их гостей оторваться от еды, Мерси же невозмутимо положила себе вторую порцию телятины и с удовольствием разделалась с ней. Теперь, когда Исав сел, и родительский гнев целиком сосредоточился на ее муже, молодая женщина, проглотив кусочек мяса, сухо произнесла:
— Дорогой, сядь. Ты портишь вечер.
Долгую, мучительную минуту Джейкоб Морган играл желваками, потом, не сводя глаз с брата, опустился на стул. Сев, он передернулся от отвращения.
Между тем хозяин дома продолжал стоять. Всем своим видом он словно бы говорил сыновьям: «Попробуйте еще что-нибудь выкинуть!» Спустя минуту-другую он принес извинение гостям и сел; все опустили взгляды в тарелки и вернулись к трапезе. Некоторое время слышалось только негромкое постукивание серебра о фарфор.