Пурга - [67]

— Ну, как? Пришел в себя?

Михаил Геннадьевич моргнул в знак согласия. Вся остальная часть лица оставалась парализованной, словно у инсультника.

— Фамилия?

— Шурупов, — кое-как прошептал директор музея уголком разбитых губ, — Михаил Геннадьевич.

— Ну, а меня звать Китаев, — представился Дзержинский. — Оперуполномоченный криминальной милиции… Шубу-то куда дел?

— Там… Сторож забрал. Саша… Я его попросил…

— Хорошо, что не запираешься… Адрес помнишь его?

— Нет… Телефон… Но он в мобильнике… А я где?

— А ты еще не врубился?.. Попался ты… С поличным.

Михаил Геннадьевич оттаивал медленно, поэтому плохо анализировал услышанное. К тому же от удара сильно болела голова.

— Зачем вы меня избили? Мне скоро в Петербург…

— В Нижний Тагил ты поедешь, а не в Петербург, — пообещал рыцарь революции. — Чего на Феликса уставился? Не икона. Сюда смотри. Эй! Я тут, я тут…

Дзержинский растекся, а затем снова слился в совершенно незнакомую личность лет двадцати пяти с отталкивающей физиономией.

— Короче, эксгибиционист хренов… Расскажешь сам — получишь меньше… Сколько за тобой девок?

— Чего?

— Я спрашиваю — сколько конкретно женщин ты изнасиловал за свою поганую жизнь вообще и за последний месяц в частности?

Михаил Геннадьевич поднял неподбитый глаз и тихонько спросил:

— Простите, а почему вас это интересует?

— Издеваешься, урод?!

После этого закрылся и второй глаз. А резкая боль в районе правой почки опять заставила сознание куда-то потеряться.

…Очнулся несчастный Шурупов в относительно теплом, хоть и вонючем замкнутом пространстве размером десять кубических метров, освещенном морально устаревшей лампочкой накаливания. Он в одиночестве полусидел на деревянных нарах, обезображенных рисунками фривольного содержания и надписью на единственной двери с глазком: «Покидать помещение без разрешения строго запрещается». Вместо одежды кто-то набросил на него тощее байковое одеяло с пятнами машинного масла и соответствующим запахом. А ноги вместо родных теплых ботинок были обуты в совершенно новые, но холодные кроссовки.

Слух, помимо устойчивого звенящего гула, улавливал мужские голоса, доносящиеся из-за двери.

— Там было все, — канючил некто с сильным акцентом, — паспорт, кредитки, наличность, страховка… Мне теперь, как это сказать, не ехать в гостиницу…

— А вы уверены, что бумажник у вас украли, а не вы сами потеряли? И где вы видели его в последний раз?

— Нет, нет, я не терять его… Он лежал здесь… Когда я сходить с поезда, то проверил… А в такси его уже не быть. Я отдал драйверу часы. Пятьдесят ойро… То есть евро по вашему.

— И что вы хотите? Чтобы мы нашли ваш бумажник?

— Нет, нет, я понимать, что это не реально. Мне надо бумагу, что я к вам обращался. В гостинице попросили. Иначе меня не поселить. А потом я свяжусь с консульством. А деньги мне присылать из дома.

— Ну, бумагу не жалко. Только придется написать, что вы бумажник потеряли. Так проще.

— Хорошо, хорошо, я согласен.

— Как вас звать?

— Вольф… Питер Вольф. Я из Кельна… Здесь у меня дела…

Услышав сию фамилию, Михаил Геннадьевич понял, что окончательно переместился в иную реальность. И прекратил всякую мыслительную деятельность, решив отдаться на произвол судьбы.

* * *

Оперуполномоченный Китаев зашел в помещение паспортного стола, где сидела потерпевшая, и поплотнее закрыл за собой дверь.

— Взяли! — негромко, но довольно сообщил он. — Прямо в парке. Голым… А я уж, если честно, думал, что вы того… Все сочинили. У нас такое случается… Извините.

— Шубу нашли?

— Говорит, подельнику успел передать. Но не волнуйтесь, сейчас установим адрес, съездим на обыск и изымем… Я вот что вас попрошу… — Китаев перешел на шепот, — он в камере сидит. Мы вам его покажем. Незаметно, через дырочку. Вы говорили, что не уверены, что его узнаете. А нам надо наверняка. Приедет следователь, пригласит понятых, подсадных, проведет официальное опознание. И тогда вы на него покажете. Уверенно и без колебаний. А пока просто посмотрите. Только все сугубо между нами. По закону это не рекомендуется, потом адвокаты отбить смогут. Все поняли?

— Да что там понимать? В чистом виде нарушение уголовно-процессуального законодательства. Сама в прошлом адвокат… Но не волнуйтесь, я вас не подставлю. Шубу, главное, верните.

— Приятно иметь дело с профи. Тогда прошу.

Они переместились в коридор, Китаев снял со стены плакат «Как не стать жертвой преступления», под которым оказалось небольшое отверстие со вставным глазком.

— Окуляр выходит прямо в камеру. Не волнуйтесь, он вас не видит.

— Вляпаться не боитесь? — кивнула на приспособление потерпевшая.

— Пока не влетали. Глазок, в случае чего, легко вынимается, а дырка замазывается.

— Вас никакие реформы не переделают. Хоть полицией обзови, хоть шоколадками…

— Это ж не мы придумали. Мировая практика.

— Ладно, давайте.

Женщина смочила платочек духами, протерла глазок и только после этого прильнула к нему.

Реакция оказалась неожиданной.

— Послушайте… Но это… Не он.

Китаев выронил плакат «Как не стать жертвой преступления» и уставился на даму, словно бык на мясорубку.

— Что… Что значит «не он»? А кто?

— Откуда я знаю? Первый раз вижу… Что вы из меня дуру делаете, вместо того чтобы шубу искать?