— Капитон Григорьевич обратился к нам... с одной серьезной просьбой. В назначенное ему время в Управление не пришел. И дома его нет уже несколько дней.
— Боже мой! — тихо сказала Зеленкова, и выражение лица у нее сразу стало тревожным и беспомощным. — Да ведь он пожилой человек, мог попасть в больницу!
— Мы выяснили — в больницах его нет.
— Боже мой! — повторила женщина. — Значит, он лежит дома!
Привычный ко всему, майор поразился перемене, происшедшей с Зеленковой. Куда только подевалась ее надменная приторность?! Сейчас перед Бугаевым сидела добрая встревоженная женщина.
— Агния Петровна, — сказал он, стараясь быть помягче. — Мы тоже думали об этом. Вызвали понятых, открыли квартиру. Он не мог уехать к родственникам? К друзьям?
— Какие друзья! Какие родственники! Капитон Григорьевич одинок! — За этими, наполненными горечью словами вполне угадывалась мысль о том, что единственной родной душою у Романычева была она, Агния Петровна Зеленкова. «Ну и хорошо, ну и ладненько, — подумал майор. — Раз ты самая близкая, то и расскажешь мне про дедушку поподробнее». И спросил:
— А племянник под Вологдой?
— Племянник под Вологдой... — эхом отозвалась Зеленкова. — Да он за три года ни одной открытки не прислал. Даже не ответил на вопрос Капитона Григорьевича, можно ли погостить у него? Да Капитон Григорьевич... — Агния Петровна осеклась и пристально посмотрела на Бугаева. — О чем мы с вами говорим, товарищ? Надо же что-то делать?! Надо искать!
— Мы и стараемся, ищем.
Зеленкова развела руками. Ее красноречивый жест словно бы говорил: «Хорошо же вы стараетесь! Сидите здесь, выспрашиваете о каких-то пустяках!»
— Вы могли бы облегчить наши поиски.
— Да я готова на все! Отпрошусь сейчас с работы. И на завтра тоже. Скажите только — куда мне пойти? Где искать? — Слова Зеленковой прозвучали так непосредственно, что майор улыбнулся.
— Идти никуда не надо, Агния Петровна. От вас нужна информация. Чем больше знаешь о человеке, тем легче его искать. А мы о Романычеве не знаем ничего.
— Понимаю... В больницах, значит, его искали. К племяннику он уехать не мог... А... — она напряглась и умоляюще посмотрела на Бугаева, не решаясь задать мучивший ее вопрос.
— В моргах мы искали тоже, — помог Семен.
Женщина с облегчением вздохнула.
— Может быть, в Луге? Может быть, Капитон Григорьевич поехал в Лугу и там ему стало плохо? Надо позвонить в лужскую больницу! Он всегда приезжал из Луги больной.
— А зачем он туда ездил?
— У него в Луге дочь. Взрослая дочь...
Бугаев достал блокнот.
— Ее адрес?
Зеленкова вздохнула.
— Больная дочь. Дебилка. В психбольнице. Она уже перестала отца узнавать. — Агния Петровна закрыла лицо руками и долго молчала.
Майор пожалел, что они сели в комнате без телефона. Можно было бы сразу позвонить в Лугу.
— Жена Капитона Григорьевича умерла в пятьдесят шестом, — сказала Зеленкова. — Он почти всю жизнь прожил один. А были женщины, мечтавшие выйти за него замуж, — Агния Петровна вздохнула. — Вы только не отнесите это на мой счет. У нас с Капитоном Григорьевичем особые отношения...
— У Романычева есть враги? — перебил майор Зеленкову, решив, что про особые отношения ему знать не обязательно.
— Враги? Были люди, которых он не любил. Но о таких подробностях лучше спросить самого Капитона Григорьевича.
— Агния Петровна!
— Да, да... Я все понимаю! Но какое они могут иметь отношение к Капитону Григорьевичу?
— Их фамилии Климачев и Поляков?
Зеленкова с удивлением посмотрела на майора и кивнула.
— Они встречались?
— Нет. Вернее — я не знаю. Климачев давно умер. А Поляков присылает Капитону Григорьевичу поздравительные открытки к каждому празднику. Он сердится и рвет их на мелкие кусочки.
— Вы не читали эти открытки?
— Читала. Ничего особенного. «Дорогой Капитоша, поздравляю с первомайским праздником! Желаю здоровья...» — Она пожала плечами. — «Всегда помню о тебе». Последний раз, в апреле, мне удалось перехватить открытку, и Капитоша радовался, как ребенок, что поздравления нет.
— Они когда-то дружили?
— Нет. Наверное, вместе работали. Капитон Григорьевич ничего о них не рассказывал. Я только видела, что он всегда сердился, получая открытки. Говорил: «Это плохие люди»,
— Вы же сказали, что он получал открытки только от Полякова?
Зеленкова смутилась.
— Значит, о Климачеве вы знали из рассказов Капитона Григорьевича? Что он вам о нем говорил?
Она опустила голову и почти шепотом произнесла:
— Это безнравственно — рассказывать о чужой жизни.
— Ну хорошо, — согласился Бугаев. — Не будем касаться чужих секретов. Но у Капитона Григорьевича, наверное, есть добрые знакомые?
— Да, есть. Последние несколько лет он любил бывать у отца Никифора, священника из Владимирского собора. С Ланиным — это наш бухгалтер, сейчас на пенсии, — он играет в шахматы. С участковым милиционером он встречается часто. Не знаю почему. Земляки? Но ведь этого же мало для духовного общения! Кстати, участковый тоже звонил мне. Справлялся о Капитоне. У Капитона Григорьевича характер непростой. Он трудно сходится с людьми. И жизнь у него была нелегкая, — продолжала Зеленкова. — Шутка ли — потерять жену. И такая дочь... Но вы не подумайте, что он мизантроп. Капитон Григорьевич добрый и славный человек. И очень деликатный.
