Пунктирная линия (журнальный вариант) - [6]

Корнилов предполагал, что найдет нечто похожее. Подложить начальнику цеха в карман халата десяток талонов — это лишь полдела. Надо было подстроить так, чтобы их нашли раньше, чем обнаружит сам Бабушкин. Нужен был донос.

На суде Бабушкин виновным себя не признал. Но в приговоре говорилось, что контроль и учет материалов в цехе ведется недостаточно жестко, что пропадали литеры из шрифтовых гарнитур, которыми печатаются карточки, а обрезки специальной бумаги хранятся недостаточно надежно. Виноват начальник цеха. С этим Бабушкин согласился. Отрицал только преднамеренность плохого учета. Одна из бумажек, подшитых в деле, особенно поразила Корнилова:

«Военному трибуналу г. Ленинграда.

На Ваше отношение от 26 февраля 1942 г. за № 01-340 сообщаю, что приговор суда по делу 01-340 от 23 февраля на осужденного гр. Бабушкина А. Д. в части конфискации имущества не приведен в исполнение, так как имущества не оказалось.

Заместитель н-ка Упр. НКЮ[1] по Ленинграду Соколов».

В ходатайстве о помиловании и направлении на фронт Президиум Верховного Совета Бабушкину отказал. Наискось, через всю страницу, четким, размашистым почерком было написано: «Приговор утвердить с немедленным исполнением. Зам. пр. Исаенко».

Закрыв папочку, Корнилов подумал: «А папочка-то жидковата! Где документы предварительного расследования? В другом томе? Придется снова запрашивать». Он сделал пометку на календаре. Потом позвонил в Октябрьский райотдел. Попросил разыскать участкового. Тот откликнулся минут через пять, словно только и ждал, когда полковник его разыщет.

— Вы, наверное, про деда хотите узнать, товарищ полковник? — спросил участковый, поздоровавшись.

Корнилов не любил, когда предваряли его вопросы, но замечания участковому не сделал, вспомнив, как обиделся старший лейтенант в прошлый раз.

— Угадали.

— Он так и не появился, товарищ полковник. Я перепроверил — в городе родных у него нет. В клубе ветеранов один его приятель... — участковый помолчал. Наверное, заглядывал в записную книжку. — «Вот как, он еще и ветеран!» — подумал Корнилов. — Приятеля зовут Грознов Степан Ильич, он рассказал мне, что у деда под Вологдой, в селе Соснове, живет племянник с семьей. Капитон Григорьевич собирался погостить там в грибной сезон...

— До грибов еще далеко.

— Мы связались с вологодскими товарищами. Попросили проведать племянника. Узнать, не приехал ли дядя. Не поспешили? — в голосе участкового прозвучала тревога.

— Правильно сделали, — похвалил полковник. — На его бывшей службе справлялись? В Доме культуры?

— Я звонил секретарю директора. Не заходил туда дед с прошлой пятницы.

В прошлую пятницу Корнилов как раз и встретился там с Романычевым.

— Вы думаете, что секретарша все знает?

— Конечно, товарищ полковник. Агния Петровна знает все. Капитон Григорьевич к ней в первую очередь заглядывает. Она же и при нем секретарствовала.

5

Бугаев с большой неохотой поехал на встречу с Агнией Петровной Зеленковой. У него накопилось немало срочных дел, и новое задание полковника показалось ему никчемным. Зачем тратить время на старые истории, которые, ко всему прочему, не приведут к конкретным результатам? Срок давности-то вышел! А старик найдется — живой или мертвый. У стариков есть такая особенность — попадать в больницу или морг.

И сама Агния Петровна не понравилась майору. Сухая, загорелая, с крашеными волосами, черным крылом прикрывающими почти половину лица, Зеленкова разговаривала хрипловатым грудным голосом и постоянно употребляла словечки, которые Бугаев не терпел.

«Деточка» — это пожилой даме, принесшей какое-то письмо для директора. «Котик» — мрачному верзиле-электрику, чинившему проводку в приемной. По телефону Агния Петровна так и сыпала: «милочка», «роднуля», «ласточка». Да и все другие слова она употребляла в уменьшительной форме: «колбаска», «молочко», «хлебушек». Даже майору она сказала, отпустив очередного посетителя:

— На чем мы, миленький, остановились?

— Мы остановились, Агния Петровна, на поисках комнаты без телефона, где можно спокойно поговорить минут пятнадцать, — язвительно ответил Бугаев.

Зеленкова с удивлением взглянула на него, молча встала, открыла дверь в кабинет директора:

— Валентин Васильевич, я отлучусь на полчасика, телефон переключаю на вас.

Они расположились в небольшом зале, сплошь уставленном стендами с детскими игрушками. Это была игровая комната. Железная дорога с семафорами и разъездами, мостами и нарядными станциями выглядела так заманчиво, что майору захотелось увидеть ее в действии.

— Агния Петровна, — сказал он, с сожалением отрывая взгляд от готового в путь тепловоза с двумя пассажирскими вагонами, — вы не знаете, где сейчас находится бывший директор Дома культуры Романычев?

Наверное, не стоило начинать разговор с такого вопроса, но майору не хотелось терять время на дипломатические подходы. Тем более что от разговора он не ожидал никаких серьезных результатов.

— Что значит «где находится»? — с вызовом ответила Зеленкова. — И почему вы об этом спрашиваете меня?

Бугаев понял, что совершил промах и разговаривать с этой экзальтированной дамочкой теперь будет трудно.