Пунктирная линия (журнальный вариант) - [20]

Мальчишки лет по восьми бросали в воду камни. Корнилов подумал, что они кидают в диких уток, которые плавали недалеко от берега. Но, приглядевшись, заметил на волнах небольшую доску и на ней крошечного котенка. Котенок жалобно мяукал, припадая к доске каждый раз, когда камень падал рядом, вздымая фонтанчик брызг.

— Ребята, прекратите! — крикнул Игорь Васильевич и спустился к воде.

Один из мальчишек, даже не оглянувшись на Корнилова, кинулся бежать. А второй, как ни в чем не бывало, запустил еще один камень. Но в котенка опять не попал.

Корнилов взял парня за ворот школьного пиджака и развернул к себе лицом.

— Вы что деретесь? — плаксиво и почти равнодушно прогнусавил мальчишка. Похоже, что отбрехиваться от взрослых ему приходилось нередко. Он пытался выскользнуть у полковника из рук, но, почувствовав, что это не так просто, затих.

— Сейчас я тебя посажу на доску и отправлю поплавать. Да закидаю камнями. Уж я не промахнусь. И не жаль тебе котенка?

— Гришкин котенок, — выдавил мальчишка. — Чего жалеть — Гришкина мать уже троих утопила. Еще слепыми...

— Но этот-то подрос. И такой симпатичный. Живая же душа. Вырастет — будет вам с Гришкой другом.

— Я хочу собаку. Кокер-спаниеля.

— Если еще раз увижу, что вы с Гришкой издеваетесь над животными, отведу в милицию, вызову туда родителей, учителя из школы... Понял?

— Понял, — нехотя пробурчал мальчишка. Но понял он, наверное, только то, что этот здоровый мужик не отвяжется от него, пока не дашь обещание.

Корнилов отпустил парня, посмотрел на реку. Доски с котенком уже не было видно. Он испытывал раздражение от своего разговора с мальчишкой. «Разве так надо говорить! — думал он. — Надо душевно, доходчиво... Объяснить ему, растолковать, а не хватать за ухо. Если бы я сейчас не шел по делу... По срочному и важному делу...» Он осадил себя: «Ничего бы в парне не изменилось, проведи я с ним даже полдня. Ни-че-го. Для этого надо быть всегда рядом».

Корнилов оглянулся. Мальчишка стоял на берегу. Похоже, высматривал, куда девался котенок. И у полковника не было уверенности, что, обнаружив его, он не начнет все сначала. Ребенка формирует не образ мыслей окружающих его людей, а образ их действий.

«Каменное гнездо», — мелькнула у Корнилова мысль, когда он увидел дом на Второй Березовой аллее. Выстроенный в стиле раннего русского модерна, с огромными окнами, с башенками, словно в средневековом замке, с высокой островерхой крышей, он не очень-то вписывался в лирический пейзаж парка. «А жить здесь, наверное, совсем неудобно», — подумал полковник, прочитав на дверях объявление о том, что в доме размещается регистратура санатория. Обогнув великолепное здание по тропинке среди разросшихся, давно не стриженных кустов персидской сирени, стороной обойдя кучу угля, он очутился перед маленькой дверью с надписью «кв. 2». На звонок долго никто не выходил. Игорь Васильевич уже подумал, что в квартире никого нет, но в это время щелкнул замок, дверь приоткрылась и выглянула старая женщина, одетая в синий халат.

— Вам кого, молодой человек? — спросила она, напряженно разглядывая Корнилова близорукими встревоженными глазами.

— Вы Наталья Станиславовна?

— Да, я, — нерешительно сказала женщина. Она вытащила из карманчика халата пенсне, надела на нос и внимательно осмотрела Корнилова. — А мы с вами знакомы? — Она все еще продолжала стоять в дверях, не решаясь впустить полковника в квартиру. Седые волосы, пенсне, пухлые, совсем не старческие губы напомнили Игорю Васильевичу школьные годы, учительницу русского языка Варвару, любимцем которой он был и чье отчество, как ни старался, вспомнить теперь не мог.

— Наталья Станиславовна, — сказал он мягко, — я знаю, что милиция уже доставила вам много хлопот, но решился вас еще раз побеспокоить.

— Так вы из милиции... — В голосе женщины послышались горестные нотки, а сама она словно сжалась, уменьшилась в размерах. — Ну, что ж, входите.

Корнилов прошел вслед за Натальей Станиславовной по длинному коридору, с удивлением отметив, что в нем, кроме входной, только две двери. Одну из них хозяйка молча распахнула, а из другой, полуоткрытой, послышался голос:

— Наталья, кто пришел?

— Я потом тебе все расскажу, — ответила Наталья Станиславовна,

— Верно, опять из милиции? Скажи ему, пускай ко мне заглянет. Слышишь?!

— Не обращайте внимания, — тихо сказала Наталья Станиславовна, когда они зашли в комнату. — У моей больной сестры свои причуды.

Она огляделась, словно ища, куда бы посадить незваного гостя, согнала со старенького кресла пушистого кота и пригласила Корнилова сесть.

Обстановка в комнате была спартанской: старая тахта, круглый стол и несколько стульев вокруг него. Трехстворчатый, светлого дерева шкаф. Из-за ширмы выглядывала никелированная кровать. Ни телевизора, ни радиоприемника. В небольшом книжном шкафу, наверное, списанном каким-то учреждением, стояли книги. Разного формата, в богатых, телячьей кожи переплетах и без переплетов, тонкие и толстые, по большей части старинные книги, которые объединяло встречающееся почти на каждом корешке слово «Петербург».

...Несколько секунд они сидели молча. Приглядывались друг к другу. Корнилов, прежде чем начать разговор с незнакомым человеком, всегда делал такие едва заметные паузы, давал человеку возможность освоиться. Наталья Станиславовна не выдержала этой короткой паузы.