Пуля для тантриста - [25]

Летели дни, а может, недели или месяцы. Как всегда, Солнышкин ощущал себя вне времени. У него были, конечно, точки отсчета: детсад, школа, армия… А дальше он не знал, с чего остчитывать. Дата рождения в паспорте давно затерлась – от частого перелистывания документа кадровиками при очередном приеме на работу. Свидетельство о рождении пропил еще его папа (царствие ему небесное). А дни рождения Солнышкин не отмечал. Поэтому точно не помнил, когда перевалило ему за двадцать - до того, как он стал дембелем, или после, но в общем где-то в том периоде, примерно… И вот вторглась в судьбу новая точка отсчета. А было это так…

Леонид дремал за своим вахтерским столиком, и грезились ему пальмы, на которых росли «сникерсы» и «баунти», и видел он жаркие воды океана, из которых выныривали голые смуглянки с большими сиськами и мускулистыми задами, они манили его, возлежавшего под пальмой на мягким, словно подогретая перина, песке, они звали его для райского наслаждения. Но ему лень было вставать, и он сказал, что примет наслаждение от той, какая первая слазает на пальму и нарвет ему сникерсов и коньячных кокосов. И девушки с криками выскочили из воды и помчались к пальмам… Только кричали они как-то странно, по-мужски, сиплыми пропитыми голосами, и матюгались очень уж знакомо… Солнышкин очнулся. Крики раздавались за окнами. Там, вдали, возле свежей скважины бурильщики метались и вопили. Леонид направился туда, к толпе возле дыры в земле. Пробившись к самому месту действия, он напряженно вгляделся в глубину, из которой вырывался вой, скрежет, а на дне в огне и гари что-то мельтишило.

- Это Ад! – резюмировал один из бурильщиков. – Там грешников жарят.

Солнышкин возразил, что Ада не существует, а есть астральная плоскость, куда отправляется духовная суть человека после разрушения его физической сути, а у низко развитых людей с преступными или стяжательскими наклонностями духовная суть пребывает в мучительной астральной плоскости, своеобразной камере пыток для души, вплоть до следующей инкарнации в уродливом теле, то есть люди с уродливой душой будут затем рождены в уродливом теле, и наоборот…

Но развить свою мысль до конца Леонид не успел. Как раз в тот момент, когда он хотел перейти к самому зерну проблемы «Ада», вдруг из скважины выметнулось темное крылатое существо с человечьим лицом, дико зыркнуло на всех, и с воем ухнуло обратно на дно. Бурильщики отшатнулись. Леонид тоже отскочил, но не в ту сторону, и рухнул прямо в пылающую бездну. Так быстро, что даже не успел испугаться.

Оказалось не так уж жарко. Градусов сорок, не больше, определил Солнышкин. Как в Средней Азии, примерно. И Леонид вспомнил знойные улицы, окаймленные чинарами и тополями, базар и чайхану…

Вспотел, расстегнул ватник и оглянулся. Никакого огня и дыма здесь не было, как казалось сначала. «Наверно, световой эффект», подумал он и поднял голову, вглядываясь туда, откуда только что сверзился. Наверху, над скважиной, было что-то вроде пожара. В чаду и гари маячили перекошенные лица бурильщиков. Леонид махнул им рукой. Лица отшатнулись. Здесь тоже все забеспокоились. Солнышкина накрыли решетчатым колпаком. Темнокрылые существа столпились возле Леонида и принялись сосредоточенно рассматривать его. «Ну прямо ученый совет», - подумал он. – «А почему бы и нет? Здесь тоже, поди, наука». Поняв, что его изучают, он доброжелательно улыбнулся и стал оглядываться по сторонам. И удивился, что ему все видно. Пространство было многомерно и мобильно. Вокруг вращался подземный город с обилием транспорта – двигались колесницы и дорожки, вращались многоярусные жилища, крылатые детишки резвились в больших песочницах. В школьной обсерватории светились макеты Вселенной с многослойными ярусами цивилизаций (оказалось, что мир устроен вовсе не так, как принято считать, а наподобие слоеного пирога, так что бурильщики добурились не до Ада, а до очередного разумного слоя).

«А наши-то об этом не догадываются, - подумал Солнышкин. – Ну дела, и в науке у нас лажа».

Он принялся было думать, как у этих крылатых с политикой и сексом, и есть ли это у них вообще? Но тут его клетку отключили от приборной доски, а самого извлекли из-под решетки и отправили восвояси. Он снова оказался в дыре, а нижний люк под ним захлопнулся.

Увы, вылезти наружу ему не удалось: оказалось, что верхнюю часть скважины люди законопатили чем-то вроде «саркофага». Вопли и барахтанье Леонида не были слышны ни вверху, на земле, ни внизу, под землей. Никому он не был нужен…

Ненужный и подавленный, Леня побрел в непонятном пустом пространстве, как в трубе, куда-то в бесконечность. Ему было горько и просветленно-жертвенно, как Христу. «Терпение же до конца искореняет из души все худое», вспомнил он откровение Преподобного аввы Фалассия, которое читал где-то в прессе. И скрепился сердцем. Он понял, что Бог (или Абсолют, Высший Разум, судя по другим периодическим источникам) наверняка выведет его к дому.

Так и случилось. Много времени спустя Леонид вылез наружу через тот самый канализационный люк, что в двух кварталах от его места жительства.