Пульт мертвеца - [8]

Капитан Бартоломи и Первый офицер Галински находились там по разным причинам: офицер был дежурным смены, капитан не обучился передоверять свои обязанности подчиненным. Рядом стояли Айкман и Де Монт, у первого с руки свисал небольшой рекордер, второй сжимал в руках ящичек, похожий на аптечку. По правую сторону от места первого пилота располагались двое из охранников Рэндона — Дейв и Дьюг Иверсены, они как раз отходили от кресла, в котором сидел незнакомый мне человек.

Жертва «Вожака». Я не мог разглядеть его, была видна лишь рука на поручне и затылок на подголовнике. Больше не хотелось видеть: ни его самого, ни того, что должно было здесь произойти. Но Рэндон повернулся ко мне…

Дней жизни моей было немного: отведи глаза свои, оставь мне чуть-чуть радости, прежде чем я отправлюсь туда, откуда не возвращаются, — в страну тьмы и призраков, как сама смерть мрачных…

Глубоко вздохнув, я встал на адгезивный ковер. Дейв Иверсен, когда мы вошли, был на полпути к Айкману, но, изменив направление, подошел к нам.

— Заключенный доставлен, как приказано, — доложил он Рэндону. Его голос не оставлял сомнений: он не очень-то пёкся о выполнении приказа.

— Какие будут распоряжения?

Рэндон отрицательно покачал головой.

— Оба свободны.

— Есть, сэр.

Дейв, сделав глазами знак брату следовать за ним, направился к дверям.

Все было готово. Подойдя к сидящему в кресле, Айкман установил рекордер на приборную панель, откуда мог обозревать всё помещение рубки.

— Роберн Роксбери Тремблей, — объявил он холодным, как сама атмосфера этой комнаты, голосом, — вам предъявлено обвинение в умышленном убийстве и государственной измене. Вышеупомянутые преступления совершены вами в Майланде, находящемся под юрисдикцией законов Четырех Миров Патри.

Стоя рядом с Рэндоном и капитаном Бартоломи, я теперь мог видеть этого человека. Его грудь часто-часто поднималась и опускалась, лицо покрыла смертельная бледность. Казалось, именно она и есть источник этого тяжелого запаха смерти… Тяжким грузом нависло ощущение действительной вины человека во всех этих преступлениях, за которые ему предстояло расплачиваться жизнью.

Это действовало противоестественно успокаивающе.

— За это вы приговорены, — безразличным тоном продолжал Айкман, — к смертной казни судьями, наделенными полномочиями по законам Четырех Миров Патри и их колоний. Приговор приводится в исполнение посредством инъекции на борту корабля «Вожак», принадлежащего Миру Патри, Портславе, под руководством доктора Курта Де Монта, уполномоченного губернатором Солитэра.

— Роберн Роксбери Тремблей, какое будет ваше последнее слово?

Тремблей попытался повернуть голову, но понял, что это невозможно из-за ремней, которыми она пристёгнута к подголовнику кресла.

— Нет, — прошептал он дрожащим от напряжения голосом.

Айкман, чуть повернувшись, сделал знак Де Монту. Поджав губы, доктор сделал шаг вперед, обошел вокруг кресла первого пилота и остановился у правой руки Тремблея, открыв свой чемоданчик, извлек небольшой шприц, уже готовый для инъекции. Тремблей закрыл глаза, на его лице отразился ужас и присутствие смерти… И Де Монт прикоснулся к его руке кончиком иглы.

Тремблей дернулся, судорожно вздохнул.

— Конни, — послышалось, как стон.

Нижняя челюсть задрожала, когда он резко выдохнул. Его глаза больше не открылись… Через несколько секунд он был мёртв. Де Монт еще с минуту глядел на результаты, высвечиваемые в ящичке-аптечке, прежде чем официально подтвердить:

— Казнь совершена в соответствии с предписанием, — сказал он усталым мрачным голосом. — Время: тысяча пятьсот двадцать семь часов по бортовому времени, летоисчисление Патри, 14 октября, года четыреста двадцать второго. — Он поднял взгляд на Бартоломи. — Он готов, капитан…

Бартоломи кивнул, собираясь с духом, а затем отстегнул руки Тремблея и энергично потянулся к чёрному пульту, подключенному к главной панели управления первого пилота. Он ожил при первом же прикосновении к нему, перемигиваясь лампочками индикации. Капитан разместил устройство у рычага главной панели прямо перед креслом.

— Что я должен еще сделать? — вопросил он Айкмана, его голос понизился до шёпота.

— Ничего, — отрицательно ответил тот, бросив взгляд на меня. Убедившись, что я еще здесь, он злорадно усмехнулся: величественный, благочестивый Смотритель, которого принудили к созерцанию казни человека.

— Ничего, — повторил он. — Сесть и наслаждаться полетом.

Бартоломи фыркнул, в глазах промелькнула искра недовольства, но он, повинуясь приказу Айкмана, отошёл от тела.

И, будто по чьему-то неведомому сигналу, тело пошевелилось.

Я ожидал, что именно так и произойдет, но все же зрелище было ужасающим.

Тремблей — мёртв. Всё в нем, каждая клетка, всё-всё мертво…

И видеть, как руки медленно отрывались от подлокотников кресла — зрелище невыносимое, оно леденило мою душу. И в то же время я не смог заставить себя отвести глаза. Во всем, что происходило, было что-то гипнотически завораживающее, притягивающее мой разум и одновременно отвращающее меня эмоционально.

Руки Тремблея протягивались вперед, к черному «Пульту Мертвеца», к его черной панели; на мгновение замерли, как бы в раздумье, затем вновь зашевелились, пальцы согнулись, и ладони опустились на переключатель траектории Мьолнира. Одна рука уже шарила как бы в поисках чего-то… Затем снова замерла… и прикоснулась к нему.