Пулковский меридиан - [53]

Женщина слегка покосилась назад. Огромная, с котенка, худая крыса вскочила в столовой на стол и, стремительно, жадно схватив одного из двух оставшихся грачей, тащила его к краю.

Елизавета Сергеевна взвизгнула отчаянно. Не так, как визжат боящиеся мышей, а так, как, вероятно, визжали женщины каменного века, видя, что шакал или волк похищает последний кусок мяса из пещеры. Схватив подушку, она бросилась в дверь. Крыса уже уронила грачонка на пол и яростно тащила его под буфет. Но птица была больше щели. Она застряла в ней. Женщина почти упала на нее, схватила ее за ногу. Крыса, не отпуская, растопырив лапы, держала добычу. Отчаянный, голодный, обезумевший от ярости зверь. Наконец она, наверное, поняла, что битва проиграна. Послышался злой писк, скреботня. Потом все смолкло.

Женщина поднялась с вывоженным по полу, пыльным грачом в руке. Она обтерла его бумагой. Щеки ее пылали, ноги тряслись. Нервно смеясь, она взяла и этого грача и второго, положила в миску, закрыла крышкой, поставила в буфет. Потом она сделала несколько шагов к окну и вдруг, рыдая, задыхаясь, крича, упала на кресло.

* * *

В газетной сводке с театра военных действий и за следующее, семнадцатое, число о событиях на нарвском направлении говорилось все еще очень спокойно.

«Нарвский район. Южнее Нарвского шоссе передовые части противника дошли до линии Пятницкий Мох — Ариновка — Валово в 10–35 верстах южнее Ямбурга».

Надо прямо сказать: если бы бойцы, сражавшиеся в Нарвском районе — Вася Федченко в том числе, — смогли прочесть тогда же эту сводку, они не поверили бы глазам своим. Если бы питерские рабочие — Григорий Федченко и другие, — читавшие ее у себя в городе, могли бы хоть на миг увидеть, что в этот день на самом деле творилось на ямбургском направлении, потрясение, гнев, негодование их было бы трудно передать. Но никто из них ничего не знал.

На деле в тот самый день никто из бойцов уже не вспоминал ни об Ариновке, ни о Валове, ни о Пятницком Мхе. Все это осталось далеко позади.

Пестрая масса потрепанных, утомленных и вновь прибывших свежих полков попыталась еще накануне остановить противника в Веймарне, на линии железной дороги Гатчина — Ямбург. Но выполнить даже это скромное намерение не удалось.

К вечеру белые во главе с полковником Паленом с криком, с воплями, со стрельбой заняли станцию Веймарн. Под давлением белых в ночь на семнадцатое часть веймарнского отряда отошла к северу, должно быть, на Керстово; другая же часть (в том числе пулеметчики, задержавшиеся ради прикрытия отступающих возле станционных сооружений) волей-неволей должна была повернуть налево, на запад, к Ямбургу.

Однако, пробираясь вдоль железной дороги, закоченевшие бойцы, покрытые начавшей вдруг сыпаться снежной крупой, к утру столкнулись с потоком, катившимся навстречу им в противоположном направлении.

Вася Федченко, как в полусне (в каждую из трех последних ночей ему удалось вздремнуть не больше чем на час, на два), увидел и запомнил надолго будку путевого сторожа, шлагбаум на переезде, сбившуюся около него нестройную толпу измученных, растерянных людей.

В тумане, в падающей с неба холодной мокрятине, едва-едва не случилось самое страшное — перестрелка между своими. По счастью, из-за той же туманной пелены оба потока сблизились раньше, чем заметили друг друга. Ужасного недоразумения не произошло.

Но тотчас же выяснилось другое тяжелое обстоятельство.

— Ребята, да куда вы прете? — кричали идущие навстречу. — Какой там Ямбург! В Ямбурге белые! Ямбург чуть свет взят. Поворачивай!.. Назад, назад!..

— Куда «назад?» Сам иди в Веймарн! B Веймарне тоже белые…

Поднялся шум, крик, споры. Послышалась неистовая ругань.

— Да что ж это в конце концов? — свирепо кричали красноармейцы. — Что ж это такое, а? Это ж явная измена! Это ж нас в глазах купляют и продают! Где командиры-то? Штабные-то где? Небось, к белякам смылись?..

Однако ждать и торговаться было некогда. Время не ждало! Оставалась единственная казавшаяся свободной дорога. Она вела прямо на север, между деревнями Килли и Малли, на Керстово.

На эту дорогу свернули лесом столкнувшиеся у будки седьмого километра части. По ней же длинной колонной вытянулись войска, отступавшие из Ямбурга, прямо вдоль шоссе. Между густыми стенами леса по узкому мокрому проселку двигались теперь люди, лошади, лазаретное имущество, артиллерия, толпы штатских беженцев. Все смешалось, все спуталось. И никто не мог предупредить все это множество изнуренных людей о самом ужасном: и деревня Килли, и деревня Малли, и деревня Керстово еще со вчерашнего вечера были тоже заняты прорвавшимися сюда от Веймарна белыми. Красные еще вчера ушли к Ополью, дальше на восток.

Вася Федченко совсем почти не помнил потом, как именно произошел керстовский разгром.

Он, Стась Гусакевич, Шарок, еще несколько человек своих, того же взвода, шли по дороге рядом, спотыкаясь о древесные корни; они несли на себе разобранный пулемет. Дорога вышла в поле, стала заворачивать влево. Вдали показалась деревня — серые избы, несколько высоких лип вправо. Гусакевич хотел поудобнее поправить ствол пулемета на спине у Шарка. Шарок сел было для этого на пень. Но тут Вася достал из-за обшлага шинели подобранную по дороге кем-то брошенную карту-десятиверстку, начал развертывать ее… И в тот же миг Шарок снова вскочил. Спереди от Керстова раздалось несколько одиночных выстрелов, потом сразу застрекотали два или три пулемета. Послышался отчаянный крик.