Пулковский меридиан - [37]

Глубоко внизу лежали мирные домики деревни Пулково. По дороге между ними, возле синей мелочной лавки, двое мальчуганов гнали десяток коз в поле.

Через шоссе лежали длинные утренние тени. Козы подпрыгивали, бодались; две из них, перескочив через канаву, трусили напиться к прекрасному стародавнему фонтану, поставленному здесь еще при Александре Первом. Шоссе, увлажненное не успевшей еще испариться росой, блестело и выглядело так, точно оно не лежит на земле, а стоит дыбом, упираясь своим дальним концом в небо там, возле еле видного Петрограда. Знаменитый, также лежащий вдоль пулковского меридиана, Екатерининский большак.

Справа и слева от земляной лестницы сбегал по склону горы парк. Между деревьями, ядовито зеленея, росли пышные кусты крапивы… Вовка оглянулся. Погони за ним не было. Тем не менее, он соскочил под откос и, делая хитроумные петли, опасаясь преследования, зайцем побежал в самую дикую гущу крапивных зарослей; туда забирались, вероятно, только он и Женька.

Отсюда шоссе тоже было видно вплоть до самой железной дороги. Значит, как только Женька покажется из-под моста, Вова должен был немедленно заметить его. Отстегнув кнопку футляра, Вовка приготовил висевший на ремне бинокль.

Старик Гамалей, смотревший в сад из окна кабинета, отлично видел внука.

— Поганый мальчишка! — добродушно проворчал он. — Знает, что сегодня геометрия… Впрочем — уже тринадцатое число. Через два дня каникулы. Шут с ним в конце концов! Отощал. Ноги, как у жеребенка… Переходный возраст… Пусть отдохнет… Вон — помчался встречать этого своего… сиукса! Все мальчишки одинаковы: все равно, какая машина, лишь бы была машина. Подумаешь, велосипед!

Но он глубоко ошибался. Главное было не в велосипеде…

В этот день Вове Гамалею пришлось долго ждать в искусно сплетенном из прутьев бузины вигваме. Женька не ехал.

Шоссе обсохло, перестало дымиться. Потом над ним задрожал горячий, нагретый солнцем воздух. Женьки все еще не было.

Вова вытащил из тайника под липовыми корнями «Маленьких дикарей» Томпсона, перечел почти до половины — никого! Он начал волноваться. А дело было очень просто: после вчерашней поездки Женька еле двигался утром по двору своего дома там, на Ново-Овсянниковском. И только верность дружеским связям была столь велика в нем, что часов в десять, он, корча ужасные гримасы, скрежеща зубами, чуть что не воя, взобрался все же на седло своего стального коня и направился к Пулкову.

Он прибыл сюда много после полудня. Не заезжая домой, он прислонил свою адскую машину к тыльной стене одной из служб и рысью спустился по скату в таинственное логовище.

Друзья встретились, как подобает мужчинам: так, точно расстались только вчера.

— Ну, как? Идет? — равнодушно спросил Вовка. — Здорово ты жал! Почему по земле ползал? В бинокль видно было…

— Лягуху раздавил! — небрежно ответил Женька, потирая шишку на лбу, под стоящими козырьком волосами, — Ничего… Бежит!.. Маленькая восьмерка есть на переднем колесе, но — пустяк. С тобой поправим. Ну, как ты тут? Скворчиные яйца-то добыл? А тритончики уже есть в пруду? Фу, устал… Закурим, что ли?

Вовка достал из тайника странный кисет. Он был сделан из старой кожаной перчатки, полон разнообразных сухих листьев — липовых, березовых, неведомо каких еще. Набив чудовищную трубку мира, оба сели, мрачно посмотрели друг другу в лицо. Не так-то приятно глотать такую мерзость!

— Погоди, будет зря спички тратить. — Женька достал зажигалку. — Ничего себе вещь?

Зажигалка была велика и хитроумна: в девятнадцатом году их устраивали на тысячи всевозможных ладов и фасонов. Из винтовочных патронов, из автомобильных ниппелей, невесть из чего.

Колесико с треском повернулось, вспыхнуло длинное, коптящее пламя. Вова восхищенно ахнул. Женька покровительственно поглядел на него, на его поджарые голые ноги в носках и коротких штанишках, на его светлые, вьющиеся, как у девчонки, волосы, на узкие плечи, на смешные очки… Отвернувшись, — очень уж благородно решил сделать! — он протянул Вовке зажигалку, прихлопнув огонь болтающимся на тонкой цепочке колпачком…

— На, — сказал он хриплым и растроганным басом. — Это я тебе… Да ну еще!.. Я таких тыщу достану.

Над бузинным кустом поднимались сизые клубы горьковатого лиственного дыма. Мальчики, задыхаясь, сдерживая мучительный кашель, поочередно затягивались…

Женька вдруг вспомнил, что, свалившись по пути, посадил здоровенный синяк на ноге, расцарапал колено. Он приложил, как полагается, к ране лист подорожника.

Вовочка смотрел на него с восхищением: подумать только, какую он вчера проделал дорогу. Возил настоящие пакеты, испытывал нешуточные трудности… И лицо у Женьки было «настоящее», «не шуточное», как раз для великих и смелых дел: скуластое, широкое, веснушчатое; серые глаза, сурово насупленный лоб, жесткие, прямые волосы… Не то, что у него самого!

Вове давно уже хотелось поговорить о самом главном. Но Женька либо забыл об этом «главном», либо нарочно молчал: пусть Вовочка посердится!

Наглотавшись дыма до рези в глазах, они вылезли из вигвама и, озираясь, прислушиваясь, двинулись обозревать свои владения. Еще бы — недели три не виделись!