Пулковский меридиан - [181]
Оказывается, Темные Ворота теперь опустели. Жители кинулись в леса. Кое-кто из них разбежался невесть куда, а другие добрались сюда, до корповских пещер. Сейчас эти трое и пришли оттуда, из пещер. Они хотели предупредить о своем положении, чтобы корповские случайно не навели на них белых. Они звали всех, кто покрепче, у кого есть хоть какое ружьишко, присоединиться к ним (а то вконец заедят, гады!) и партизанить.
Мужики заговорили еще тише. Потом заспорили. Потом кто-то заметил притулившихся на бревнах девчонок и мальчишек и шугнул их:
— А вам что надо, литва? Живо домой спать!
Потом они встали. Некоторые пошли по домам, другие толпой направились огородами к гумнам и сенным сараям. Слушать стало нечего и некого. Фенечка тоже поплелась спать — смущенная, взволнованная, недоумевающая…
На следующий день с утра до ночи шел дождь. Фенечка сидела дома. Прибегали то одна, то другая из подруг, рассказывали подслушанные мелочи.
В Смердях гулянка все-таки была, только скучная, без парней. Один белый солдат пристал было к девчонкам с гармонией, но они его забоялись, и он очень ругался. А в Куту за полтора километра — красные. И никакого фронта нет: кутовские барышни пришли на гулянку, даже не заметив, что «перешли из одной власти в другую». В Луге по стенкам уже висит закон: которая земля захвачена чужая, ту будут отбирать обратно. Который на ней хлеб посеян, тот пополам: половину мужику, половину барину. Худо! Мужики и головы повесили…
Перед самыми уже сумерками бабушка велела добежать до озерка прополоскать какие-то тряпки. Взяв шайку, Феня отправилась, скользя по размокшей глине.
Дождь перестал. Западный ветер ходко гнал невысокие тучи. Озеро, хоть и маленькое, выглядело свирепо — свинцовое, холодное, не то что летом.
Пральные[48] мостки были в крайнем углу, к самому кустарнику. Их заливало волной. Феня с удовольствием начала колотить тряпье тяжелым березовым пральником. Она недавно научилась этому искусству и орудовала с увлечением, до боли в спине, думая о чем-то своем.
И вдруг она испуганно обернулась, услышав за собой в кустах тихий, тревожный голос.
— Матуш! — еле слышно, с трепетом, с подчеркнутой лаской в голосе сказал кто-то в кустах. — Матуш, девоньк! Ты не бойся. Не беги ты от меня, ради Христа!.. Не кричи ты… Я свой, я свой. Подь сюда, матуш!
Феня выпрямилась. Сквозь редкие желтые листья куста смотрело на нее бородатое солдатское лицо. Человек слегка присел на согнутые ноги, видимо, не хотел, чтобы его увидели другие. На нем была голубоватая нерусская шинель. Голову прикрывало маленькое кепи пирожком, так не идущее к широкому лицу и рыжеватой бороде, что не будь Феня испугана, она расхохоталась бы. «Белый!»
Странный человек высунул сквозь кусты одну руку. Согнутым в крючок пальцем он манил девочку к себе.
— Матуш! Не бойся, матуш! Свой я, свой!..
Фенечка была не из робких. Не выпуская из рук пральника, она сделала десяток шагов и остановилась перед кустом.
— Ну?
Солдат разобрал рукой ветки перед лицом. Видимо, он хоть и уговаривал ее быть смелее, очень боялся сам, что его увидят; до смерти боялся.
— Корповская? — жадно глядя на девчонку, сказал он. — Тутошня? — Феня кивнула.
— А чья же ты, девчонка? Не Сениных ли?
— Нет, Лепечевых… Бабина Фенина… Питерянка.
Солдат ахнул. Глаза его вспыхнули.
— Жива ль она? Жива Федосья-то? И дом цел? Все цело? — вскрикнул он, приложив большую руку к груди.
— Ну, а как же? — удивленно приподняла Феня свои очень черные брови. — Почему же это она не?.. — Вдруг она вздрогнула. Внезапно смутное подозрение ослепило ее. Она уже открыла рот, но солдат торопливо, сбиваясь, задыхаясь, заговорил сам.
— Дочушка, милая… Бежи ты к ней… Бежи шибком! Пускай сразу сюда идет. Ничуть пусть не боится… Скажи: мужик твой из плену пришел… С белыми пришел… Дядя Степка, мол! Дезертир он; сбежал от белых. В пещере за Вельскими прячется… Бежи скорей, кровинушка моя, родненькая!..
Он задохнулся… Фенечка хотела сказать что-нибудь, но вдруг повернулась и стремглав, еле удерживая на ногах огромные бабины полусапожки, пустилась на гору в Корпово.
Она стала перед бабкой, «как лист перед травой», удерживая бешено бьющееся сердце, не в силах произнести ни звука.
— Ну?.. Чего ты? Феньк!?
— Бабушка! Ба-бинька… — вдруг распуская губы, взревела девочка, — на озере… На озере, в кусту сидит… Дядя Степа твой… Пришел из плена… Беги скорее к пралищу!
Федосья Лепечева не вскрикнула. Она тихо выпрямилась и на миг закрыла глаза, не веря, не смея поверить… «Редели», сетка, полная золотой овсяной соломы[49], соскользнув с плеча, упали на землю. Потом большими шагами, без единого слова, она пошла, как лунатик, назад за сарай к озеру. А от избы, виляя угодливо хвостом, явился Орешка.
Фенечка взвизгнула. Она села на корточки перед Орешкой, обняла его, прижала к себе, смеясь, тормошила, тискала.
— Орешка! Глупый! Орешка! Ничего ты не понимаешь…
Второй месяц кончался, а о Женьке никаких сведений не было. В другое время, конечно, такое горе сломило бы и Григория Николаевича. Но теперь ему, как говорится, «помогло» общее несчастье.
Уже четырнадцатого или пятнадцатого числа по Питеру, как в мае, электрической искрой, от райкома к райкому, от завода к заводу, пробежала тревожная весть: «Враг идет! Враг близко! Вставайте! Наступил решительный час!»
Лев Васильевич Успенский — классик научно-познавательной литературы для детей и юношества, лингвист, переводчик, автор книг по занимательному языкознанию. «Слово о словах», «Загадки топонимики», «Ты и твое имя», «По закону буквы», «По дорогам и тропам языка»— многие из этих книг были написаны в 50-60-е годы XX века, однако они и по сей день не утратили своего значения. Перед вами одна из таких книг — «Почему не иначе?» Этимологический словарь школьника. Человеку мало понимать, что значит то или другое слово.
Книга замечательного лингвиста увлекательно рассказывает о свойствах языка, его истории, о языках, существующих в мире сейчас и существовавших в далеком прошлом, о том, чем занимается великолепная наука – языкознание.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Шестидесятая параллель» как бы продолжает уже известный нашему читателю роман «Пулковский меридиан», рассказывая о событиях Великой Отечественной войны и об обороне Ленинграда в период от начала войны до весны 1942 года.Многие герои «Пулковского меридиана» перешли в «Шестидесятую параллель», но рядом с ними действуют и другие, новые герои — бойцы Советской Армии и Флота, партизаны, рядовые ленинградцы — защитники родного города.События «Шестидесятой параллели» развертываются в Ленинграде, на фронтах, на берегах Финского залива, в тылах противника под Лугой — там же, где 22 года тому назад развертывались события «Пулковского меридиана».Много героических эпизодов и интересных приключений найдет читатель в этом новом романе.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.