Пулковская цитадель - [73]

— Вы ангел! — сообщила Кошка, поедая глазами весь натюрморт вместе и каждое блюдо в отдельности.

Алексей занял стул напротив.

— Что с Любой? — спросил он.

Лера едва не подавилась.

— Если бы ничего не случилось, Люба пришла бы сама. Она очень обязательная девушка, — пояснил Алексей, — если что-то обещала — выполнит. Очень редкое качество у молодежи. — И, видя, что гостья молчит, спросил прямо: — Она жива?

— Была, — сглотнула Кошка, — когда мы расставались. Но состояние у нее было не очень.

Старик внимательно слушал ее рассказ, но по его лицу нельзя было догадаться, что он чувствует, что обо всем этом думает, верит ли девушке, и вообще, на каком они свете. Под конец Кошка сбилась на виноватую скороговорку:

— Вот я звонила всем, но сами знаете что творится, так что я позвала нашего общего друга, и он сказал, что будет…

— Ешь, — напомнил Алексей, кивнув на курицу, — ты же голодная. Да-а, Люба. Не убереглась.

— Она сказала, что вы можете что-то знать, — вставила Кошка, — о том, что за хрень случилась в нашей, мать его, колыбели трех революций? Ой, простите, — спохватилась она и даже немного засмущалась своих в пылу брошенных слов. — Простите.

— Ничего, — старик махнул рукой. — Касательного вашего вопроса… Что-то я наверняка знаю. Вопрос в том, окажется ли этого достаточно.

Оба гостя уставились хозяину в рот.

— Это я послал Любу за чемоданом, — произнес Алексей и надолго замолчал. От курьих ножек меж тем остались одни косточки, винегрет исчез еще раньше, а сейчас со скоростью минометных снарядов улетали пряники. Кошка оголодала, как стадо мамонтов во время перехода через ледовую пустыню.

— Откуда вы знали, что этот чемодан существует? — спросила она наконец, вытирая губы салфеткой.

— Еще бы мне не знать, — Алексей пожал плечами, — если я сам его собирал. Я работал с Ильей в его лаборатории.

Кошка поперхнулась чаем.

— Сколько же вам лет? Простите, если я бестактна.

— Ничего. Этот вопрос задают не только женщинам. Девяносто восемь, — ответил Алексей и, видя, как вытянулись лица гостей, невольно улыбнулся: — Столько не живут, да?

— Ну, мы не проживем и полстолька, — подал голос Станислав, — особенно если ваше творение не удастся загнать обратно в пробирку. О чем вы, вообще, думали, когда изобретали такую дрянь? О победе мировой революции?

— Просто о победе, — так же спокойно ответил хозяин, — над немцем. О мировой революции тогда речь уже давно не шла. Вермахт наступал по всем фронтам. Гудериан утюжил Украину. Фон Бок взял Смоленск, румыны прыгали от счастья при виде Одессы. Красная армия отступала… Немцы и финны подошли вплотную к Ленинграду… Вы не представляете, что тогда творилось. Мы жили одним днем и делали что могли. Для фронта.

— Для фронта, — с непередаваемым сарказмом протянул Стас, — можно было сделать кое-что другое. Взять оружие и пойти на передовую.

Хозяин не обиделся.

— Мы бы так и сделали. И я. И Илья. И остальные девять ученых.

— Что же вам помешало?

— Колючая проволока, конвой с собаками и пятьдесят восьмая статья, — перечислил Алексей.

— Вы работали в одном из тех научных центров в лагере? Как Королев? — догадалась Кошка.

— Именно. Только Сергей Павлович ковал ракетный щит державы, а мы — ее биологический меч. И если вы, молодой человек, собираетесь зачитать мне еще один обвинительный приговор, — Алексей стрельнул глазами в Стаса, и тот невольно подался назад, — то это напрасная трата сил. Я все равно не оценю, потому что никакой вины за собой не чувствую.

— А тысячи умерших и десятки тысяч сошедших с ума — это ничего?

— В ту войну мы потеряли двадцать восемь миллионов, — педантично напомнил Алексей.

— Погоди, Стас, — Лера вскинула руку, призывая самозваного телохранителя к порядку, — а что все-таки стало с профессором Никодимовским?

— Сразу после того как было принято решение о закладке биологической мины, Илья исчез. Тогда в сентябре сорок первого, в день сдачи объекта, нас там не было — не допустили. Думаю, что Илью расстреляли.

— За что? Он же выполнил задание!

— Не «за что» а «ради чего», — поправил хозяин. — Ради сохранения тайны, разумеется. Мы все понимали, что если результат будет, то группу, вероятнее всего, уничтожат.

— Но ведь вы могли саботировать работы!?

— Не могли. Немцы прошли полстраны. Мы действительно могли проиграть войну. Во всяком случае, так многие думали. Даже Ворошилов. Он готовился сдать Ленинград… Да что там, даже столицу готовили к эвакуации. Нет, саботировать мы не имели права.

Алексей сидел на своем стуле прямо, не опираясь на спинку, словно проглотил аршин. Голос его не дрожал. Казалось, он вообще не испытывает никаких чувств. Может быть, все стерлось за давностью лет? Или просто дедушка прекрасно владел собой.

— Тогда, может быть, стоило получше прибрать за собой? После того как война закончилась? — все-таки высказался Стас.

— А некому было прибирать. — Алексей пожал плечами. — Группу раскидали по разным лабораториям. Потом кого убрали, кто сам умер. Немцы в город не вошли… НКВД готовил лабораторию к минированию… я полагаю, что заряды могли быть установлены на неизвлекаемость. Схемы минирования, скорее всего, не составлялись, а сами энкавэдешники, которые закладывали мину… Я потом специально узнавал, уже при Горбачеве, когда открыли некоторые архивы — они все погибли. Снаряд попал в автобус, и всех накрыло. Ни один не выжил.