Пуле переводчик не нужен - [7]

Если долго нет войны и неоткуда ждать достойной мужской смерти, штаб тайной сикхской боевой организации – Хальсы – распространяет Сообщение. Там только дата и место. Сикхи понимают. Сикхские юноши и старики-сикхи прощаются со своими семьями и отправляются в указанное место. Там, в уединенных долинах, разбросанных по всему Декану – центру Индии, – старики три дня учат молодежь секретам обращения с холодным оружием. А утром четвертого дня они сходятся в настоящем рукопашном бою. Бой должен быть жестоким и честным. Но старики хотят умереть, и… разве поднимется рука на своего внука? Старик оставит мечом отметину на незащищенном участке тела молодого воина, чтобы показать ему его ошибку. И тот будет с гордостью показывать шрам своим друзьям – он уже был в настоящем бою! Он – воин, сикх!

Их честность и прямота вошли в поговорки, и иногда их путают с простодушием. Недаром очень много индийских анекдотов начинаются словами «Один сикхский джентльмен…». При этом индус непременно сделает характерный жест – проведет рукой под подбородком, обозначая бороду, и перехватит пальцами левой руки правое запястье, обозначая браслет. Сикхи не остаются в долгу и рассказывают анекдоты про индусов, у которых дома женщина – настоящая глава семейства. Женщины… Для них главное – запретить мужчине делать то, что не делают они сами! Жена Сварама Сингха устала выслушивать от своих подруг удивленные упреки – как это Сварам позволяет своему сыну Сардар Сингху ходить бритому, без тюрбана, бороды и усов, и почему она позволяет мужу жевать бетель. Разве объяснишь им, что это результат многих лет, проведенных семьей Сварама вне Индии. До разделения Индостана на Индию, Пакистан и Бенгалию Сварам Сингх служил в английских войсках в Восточной Бенгалии, где пристрастился к бетелю, а после завоевания независимости был помощником начальника охраны в индийском посольстве в Китае. В Китае даже он со своей бородой выглядел экзотично – у китайцев растительности на лице практически нет, а уж молодой Сардар Сингх и вовсе отказался наотрез отращивать бороду – за молодым человеком с бородой в Китае ходила бы толпа зевак! Свараму повезло – после выхода в отставку он смог устроиться таможенником в аэропорту Палам.

Рука Сварама непроизвольно скользнула в карман, нащупала треугольник свернутого листика бетеля, скрепленный тоненьким черешком. Там еще три-четыре перчинки и крохотный кусочек негашеной извести. Сикхи редко балуются бетелем. Рот наполнился слюной в предвкушении приятного ожога, но нет, правила не разрешают жевать бетель на рабочем месте. И не отлучишься – русский рейс пришел переполненным. Хотя по таможенной части работы почти нет – дипломаты и журналисты, да и проверка формальная. Но придется ждать конца смены. Ничто не меняется так медленно, как уклад жизни, даже в зонах высокой технологии – меняется техника, электронные дисплеи бесшумно мигают номерами рейсов и временем прибытия вместо трескучих механических табло, уже другие самолеты рулят по аэродрому, но костюмы мужчин, выражение их лиц, манеры – остаются прежними. Сверни из зала в узкий служебный коридор – обнаружишь угол, заплеванный бурой слюной от пережеванного бетеля и сидящего около урны на корточках свипера – уборщика из касты неприкасаемых. Свипер по‑английски – подметальщик. Если бы сикх мог знать наперед…

Свипер. Дели. Палам

Peine forte et dure (фр.).

(Жестокая и длительная боль.)

Формула приговора к пытке

Никто не обратится к нему по имени, его одежда и поза показывают – он свипер. Это как прислуга в отеле – уже седой, а все «бой» да «гарсон»! Ему нельзя выходить в пассажирский зал: там убирают люди из варны шудра – хоть и уборщики, но неизмеримо выше по кастовой лестнице. Они могут даже пользоваться пылесосами. Стараясь не привлекать ничьего внимания, всегда на корточках, переступая, переваливаясь, как утка, ногами в сандалиях, сделанных из старой автомобильной покрышки, он убирает служебные помещения, коридоры, подметает пространства под лентами транспортеров, по которым бесконечным потоком струятся толстые разноцветные чемоданы. Чемоданы с бирками, которые ничего не говорят ему, – свипер почти не верит в существование всех этих стран и городов. Сам он в конце бесконечного дня съест лепешку хлеба, испеченного на плоском листе жести. Жесть лежит на двух кирпичах. Между кирпичами экономно тлеет огонь. Разводить огонь на территории аэропорта нельзя, но все знают – если лишить свипера и этого, он умрет от голода. С лепешкой он выпьет стакан черного, крепкого чая, сваренного в консервной банке, с наслаждением выкурит сигарету – в киоске напротив автобусной остановки их продают поштучно.

Ничто не меняется вокруг, только жизнь с каждым годом все труднее и печальнее. Раньше его жена разводила огонь из стеблей выжатого сахарного тростника, а теперь он сам разводит огонь из упаковочной стружки. Жена умерла при родах. Упаковочная стружка быстро прогорает, не нагревая жестяной лист так, как нагревали стебли сахарного тростника. И в Туглахабад уже не хочется ехать. Раньше он мог купить на свой дневной заработок – четыре рупии – муки на три лепешки (одну себе, одну жене и одну дочери), три стакана чая и три сигареты – выкурить одну в полдень, одну после работы и одну в Туглахабаде, перед сном, сидя на пороге своей хижины и глядя, как солнце, кровавое от лессовой пыли, садится за красные стены форта. В Туглахабаде – развалины древней крепости Великих Моголов. Ее стены сложены из перекаленного, но очень прочного плоского кирпича. Неприкасаемым нельзя иметь просторное жилище – не позволяют обычаи касты, и они складывают из старинного кирпича низкие, в полтора метра высотой, лачуги. Если завтра выходной, он поедет, примостившись на заднем бампере допотопного автобуса, через весь город в Туглахабад. Или сходит в гости к брату, благо он живет недалеко от аэропорта.