Пуговицы и кружева - [37]

Она лежала на кровати, связанная и обнаженная. Кейн тоже успел оголиться и тряс своим шлангом, готовый к действию. В руке у него я увидел ремень, которым он лупил ее по бедрам.

– Убирайся! Отсюда! На х*й! – прорычал я.

Кейн обернулся:

– Хочешь сам попробовать?

И протянул ремень мне.

Я выхватил у него ремень и, накинув на шею, стал душить, пока он не забился у меня в руках. Кейн попытался вырваться, но безуспешно. Тогда я полностью перекрыл ему доступ воздуха, и он потерял сознание.

Бросив Кейна на пол, я направился к кровати. При виде связанного и готового к побоям тела в штанах у меня закукарекало, но я отогнал эту мысль. Вынув карманный нож, я перерезал путы.

Женщина немедленно схватила простыню и завернулась в нее, желая скрыть свою наготу от посторонних глаз.

– Как ты?

На ее лице все еще оставались слезы. Редкие и совершенные по форме, они напоминали брильянты на солнце. Женщина не смотрела в мою сторону. Ей было противно.

Я завернул своего братца в одну из простынь и поволок вон из комнаты. Да, теперь у нее в спальне не было дверей, но ее покой больше никто не потревожит. По лестнице наверх спешил потревоженный шумом Ларс.

– Принеси стакан воды, – приказал я.

Ларс немедленно повиновался.

Я облил водой физиономию Кейна, и тот мгновенно очнулся.

Пытаясь сесть, он зашелся в приступе кашля, а с носа у него свисала капля. Затем он провел рукой по волосам, медленно приходя в чувство:

– А чего, блядь, случилось-то?

Убедившись, что он в состоянии понимать, я вновь схватил его за горло:

– Чтоб никогда больше не прикасался к моей рабыне! – С этими словами я сильно встряхнул его, так что едва не переломил шею. – Ты понял меня? – И чтобы дошло побыстрее, я треснул его башкой об пол.

– Твоей? – потирая висок и отползая от меня подальше, промычал Кейн. – Это… значит, мы договорились сообща трахать ее, пытать… короче, все, что Боунс делал с Ванессой. Я прихожу и вижу – на ней ни единой царапинки! Во всяком случае, свежей.

– Не твое дело.

– Как это не мое? – огрызнулся Кейн. – Мы с тобой договаривались. И вот прошло уж две недели, а она тут как новенькая!

– Я обдумал, как с ней поступить. Причем много раз.

Врать было легко, ибо меня трясло от злости.

– Да она тебе нравится, и мы оба знаем это. Достаточно на нее саму посмотреть!

– Убирайся из моего дома, Кейн. И не смей трогать мою рабыню без моего разрешения!

– А кто это решил, что она твоя? – спросил Кейн, поднимаясь на ноги, замотанный в простыню, словно в тогу.

– Я. – Я понял, что это так, в тот самый момент, когда разглядел в ней настоящего борца. Она была не такая, как остальные женщины. Она прошла сквозь тяжкие испытания, но не сломалась, словно ветвь на ветру. Она была гибкой, она была сильной. Я уже не мог не думать о ней. Она запала мне в душу. – Так что смирись с этой мыслью.

Кейн не скрывал своего раздражения. Словно ребенок, он злился, когда проигрывал. Он был злобной и мстительной натурой. Так было и будет всегда.

– А кто это сделал тебя властелином мира, а?

– Я сам.

Кейн боялся меня, и я видел это. Я был куда более безжалостным, чем он. Кейн видел, что я могу вытворять. Он видел, как у меня в ногах рыдали и выли сильные мужчины.

– Хочешь, я куплю тебе шлюху, чтобы ты утешился? Только держись от моего дома подальше!

– Я сам в состоянии купить себе шлюху, – ответил Кейн и указал на сломанную дверь. – В следующий раз, когда я приду к тебе, лучше ей быть синей от гематом. И чтоб были раны поверх других ран. И пусть она кланяется мне в ноги, когда я буду входить к ней в комнату. Именно такой был у нас план, и тебе лучше его придерживаться. А если нет, тогда я сам позабочусь об этом.

– Не беспокойся. Я сам позабочусь.

Кейн посмотрел мне в глаза. Увидев там то, что искал, он отвернулся.

– И не синей, а черной, – добавил он. – Именно черной.

Кейн подобрал свою одежду и вышел.

Я оставался на балконе, пока не услышал хлопок входной двери. Затем я вернулся в спальню.

Женщину я застал на том же месте, завернутую в простыню, так чтобы я не видел ее сисек. На ее лице вновь появились признаки ее свирепого нрава. Она сидела, по-королевски подняв голову, как будто ее не пытались изнасиловать несколько минут тому назад.

– Ты давал мне слово, – произнесла женщина дрогнувшим от ненависти голосом.

– Он тебя изнасиловал?

Она отвернулась к окну.

– Тебе задали вопрос.

Я обошел кровать и приблизился к ней.

Снова молчание.

Тогда я схватил ее за волосы и повернул ее к себе. Он не проронила ни слова.

– Не заставляй меня повторять вопрос.

Я прижался губами к ее щеке. Мне дико хотелось укусить ее за ключицу. Хотелось всосаться ей в кожу, чтобы на ней остался след от зубов.

– Нет.

– Значит, я сдержал свое слово.

Наконец она посмотрела мне в глаза – встревоженные и участливые.

– Тебе было больно?

Женщина подобрала ноги к груди:

– Нет, хуже.

Я был готов сказать то, чего никогда не говорил ни одному человеку, не говоря уж о рабе:

– Прости меня.

Она недоверчиво обратила на меня свой взор, подозревая, что это какая-то новая жестокая шутка.

– Я не знал, что он приехал. У меня в доме так не принято. Обещаю, что не позволю ему даже близко подойти к тебе. Я не позволю никому трогать тебя – ну, разве что себе.