Пуговица - [3]
— А потом можно? — спросила я пуговицу.
— Да пожалуйста, — ответила та. — Главное — сказать вслух и при этом взять меня голыми руками.
— Ладно, потом поговорим, — сказала я, положила пуговицу обратно в карман и пошла наверх.
— Что случилось? — спросил Сергей, который спускался мне навстречу.
— Ничего. Вот пуговица оторвалась, — отвечала я, пока поднималась вслед за ним по лестнице.
— И ты её тут же пришить решила?
— Я с ней разговаривала, — сказала я. — Она считает, что стала брильянтовой.
— Покажи, — попросил Сергей и протянул назад руку.
Я захватила пуговицу варежкой и протянула ему. Сергей, не останавливаясь, осмотрел пуговицу.
— Ну что ж, Дедушка Мороз, видать, большой молодец. Очень похоже.
И Сергей так же на ходу вернул мне мою пуговицу. Я взяла её варежкой.
Когда мы один за другим вошли в квартиру и стали раздеваться, Лена, выйдя навстречу, спросила с улыбкой:
— Не Дед ли Мороз тебя там так задержал?
— У неё пуговица оторвалась, ударилась оземь и стала алмазом, — сказал за меня Сергей.
— Ой, дайте мне посмотреть! — закричала Ирочка.
— И мне, и мне! — подскочил Миша.
Я подала Ирочке пуговицу.
— Какая красивая, — сказала Ирочка. — Настоящий алмаз.
И передала пуговицу брату. Миша повертел пуговицу в руке и предложил:
— Папа, а можно как-то проверить, что она действительно алмазная стала?
Вместо Сергея отозвалась Лена, разливая чай:
— Надо её в воду положить. Если её не станет видно — значит, алмаз. У воды и алмаза один коэффициент преломления.
Миша сразу же побежал наливать воду в ванну.
— Совершенно необязательно, — сказал Сергей. — Есть много других минералов, у которых коэффициент преломления такой же, как у воды.
— Зачем в ванну? — закричала Лена от стола. — Достаточно в тазик. И вообще, давайте сначала чай попьём, а то остынет.
Но детей уже было не остановить. И проза тазика их не устраивала. Так что вода в ванну была налита. Втроём с детьми мы втиснулись в ванную, и Миша опустил пуговицу в воду. Она тут же исчезла.
— Папа! Пуговица — брильянтовая! — закричал Миша.
— А вы туда же стекло положите, — откликнулся Сергей, разрезая торт.
Ирочка шустро сбегала в детскую и притащила со своего письменного стола стекло.
Я осторожно опустила его в воду. Стекло исчезло.
— Между прочим, здесь торт прокисает, — крикнула Лена от стола, и дети выбежали из ванной.
Я вытащила стекло из воды и оставила сохнуть на стиральной машине. После этого оторвала шматок от туалетной бумаги, нашарила ею пуговицу в воде и отнесла в свою сумку в прихожей. Я боялась сказать что-нибудь случайно, держа пуговицу голыми руками.
— Послушай, Серёжа, — сказала я, когда мы уже пили по второй чашке чая. — Интересно, а если бы тебе вправду надо было проверить что-нибудь на алмазность, ты бы как поступил?
— Я бы достал из шкафчика колечко с брильянтиком и попробовал бы это «что-нибудь» поцарапать. Если не поцарапается, значит — алмаз.
— Мама! У тебя есть колечко с брильянтиком? — спросила Ирочка.
— Все свои бриллианты я храню в швейцарском банке, — ответила Лена.
— А сапфиром можно царапать? — спросила я.
— Можно. Но это хуже, — ответил Сергей. — Потому что сапфир имеет твёрдость восемь, а алмаз — десять. Но, по крайней мере, стекло сапфир поцарапает точно.
И мы продолжили пить чай.
— А давайте проверим! — предложила Ирочка.
— Миша, — сказала я, снимая с пальца кольцо и подавая ему. — Возьми пуговицу в моей сумке, во внутреннем боковом кармане.
Дети тут же выскочили из-за стола и, толкаясь, побежали делать новый эксперимент.
— В своей комнате царапайте, под настольной лампой, — сказала Лена. — Нечего здесь глаза портить.
— Ну что? — спросил Сергей, когда дети вернулись.
— Не царапается, — ответил Миша, возвращая мне мои драгоценности.
Я взяла у него кольцо и сказала:
— А пуговицу положи туда же, где взял.
— Значит, точно брульянт, — сказала Лена.
— Угу, — ответил Сергей и взял себе ещё одно пирожное. — Эх и раздамся же я за праздники.
— А колечко с брильянтиком можно у кого-нибудь попросить, — сказала Ирочка. — Может быть, у тёти Тани есть?
— Нет уж. К тёте Тане мы не пойдём, — сказала Лена. — Мы просто поверим, что это брильянт чистой воды, и всё. Это же Новый год, правда?
— А у тебя дома есть брульянты? — спросил Сергей, обращаясь ко мне.
— А то! — ответила я. — Весь рояль завален. Самым большим я капусту в бочке придавливаю.
В два часа всем уже захотелось спать, и я засобиралась домой. За рулём я всё время думала о своём втором желании.
Как только вошла в квартиру, тут же вытащила свою пуговицу, положила её на раскрытую ладонь и сказала:
— Хочу, чтобы он перестал пить.
Пуговица промолчала.
Но когда я её укладывала в жестяную коробку из-под конфет, где у меня хранились старые пуговицы, она вдруг задумчиво так спросила:
— Слушай, а ты уверена, что люди способны жить без воды?
На следующее утро меня разбудил звонок мобильника.
— Привет, — сказал в трубку бархатный голос. — С Новым годом. Ты через пару часов будешь дома?
— Конечно, буду, — ответила я, с трудом скрывая свою дикую радость.
Он вошёл, и я сразу что-то почуяла. Разделся, прошёл в кухню. У меня сердце уже обмирало.
Сел за стол, взлохматил свои волосы, к чему-то готовясь, и сказал, глядя мне прямо в столешницу:
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Фрэнклин Шоу попал в автомобильную аварию и очнулся на больничной койке, не в состоянии вспомнить ни пережитую катастрофу, ни людей вокруг себя, ни детали собственной биографии. Но постепенно память возвращается и все, казалось бы, встает на свои места: он работает в семейной юридической компании, вот его жена, братья, коллеги… Но Фрэнка не покидает ощущение: что — то в его жизни пошло не так. Причем еще до происшествия на дороге. Когда память восстанавливается полностью, он оказывается перед выбором — продолжать жить, как живется, или попробовать все изменить.
Эта книга о тех, чью профессию можно отнести к числу древнейших. Хранители огня, воды и священных рощ, дворцовые стражники, часовые и сторожа — все эти фигуры присутствуют на дороге Истории. У охранников всех времен общее одно — они всегда лишь только спутники, их место — быть рядом, их роль — хранить, оберегать и защищать нечто более существенное, значительное и ценное, чем они сами. Охранники не тут и не там… Они между двух миров — между властью и народом, рядом с властью, но только у ее дверей, а дальше путь заказан.
Тайна Пермского треугольника притягивает к себе разных людей: искателей приключений, любителей всего таинственного и непознанного и просто энтузиастов. Два москвича Семён и Алексей едут в аномальную зону, где их ожидают встречи с необычным и интересными людьми. А может быть, им суждено разгадать тайну аномалии. Содержит нецензурную брань.
Шлёпик всегда был верным псом. Когда его товарищ-человек, майор Торкильдсен, умирает, Шлёпик и фру Торкильдсен остаются одни. Шлёпик оплакивает майора, утешаясь горами вкуснятины, а фру Торкильдсен – мегалитрами «драконовой воды». Прежде они относились друг к дружке с сомнением, но теперь быстро находят общий язык. И общую тему. Таковой неожиданно оказывается экспедиция Руаля Амундсена на Южный полюс, во главе которой, разумеется, стояли вовсе не люди, а отважные собаки, люди лишь присвоили себе их победу.
Новелла, написанная Алексеем Сальниковым специально для журнала «Искусство кино». Опубликована в выпуске № 11/12 2018 г.
Саманта – студентка претенциозного Университета Уоррена. Она предпочитает свое темное воображение обществу большинства людей и презирает однокурсниц – богатых и невыносимо кукольных девушек, называющих друг друга Зайками. Все меняется, когда она получает от них приглашение на вечеринку и необъяснимым образом не может отказаться. Саманта все глубже погружается в сладкий и зловещий мир Заек, и вот уже их тайны – ее тайны. «Зайка» – завораживающий и дерзкий роман о неравенстве и одиночестве, дружбе и желании, фантастической и ужасной силе воображения, о самой природе творчества.