Пугачев - [93]
В чем же выражалось пренебрежение к солдатам со стороны повстанческой верхушки? Обратимся к показаниям Ивана Почиталина. Пугачевский любимец рассказывал, что солдаты, попавшие к бунтовщикам, были «вооружены копьями, ружьями (а у кого нет такого оружия, то дубинами)». Если учесть, что попадали они к повстанцам с огнестрельным оружием, то слова Почиталина следует понимать так, что оружие у них сначала отнимали, а потом возвращали не всем. Это подтверждается источниками, сообщающими, что после того как у солдат отнимали оружие и передавали его другим бунтовщикам, их самих посылали в бой «с одними дубинками», а то и вовсе безоружными. Впрочем, согласно показаниям казачьего капрала Т. Соколова, попавшего в плен к бунтовщикам после захвата отряда Чернышева, 14 ноября 1773 года больше половины этого отряда вышли против бригадира Корфа без оружия по той причине, что «во время взятия их в полон… многими ружья были побросаны», а потому пришли в негодность. Но даже если слова капрала соответствуют действительности, они ни в коей мере не отменяют того недоверия, которое имелось у повстанцев-казаков к солдатам. Впоследствии солдаты этого отряда большей частью оставались безоружными. Саратовские солдаты, перешедшие на сторону самозванца, также «почитались сумнительными», и их оружие было передано «мужикам». При этом имеются сведения, что у пленных казаков оружие не забирали. Впрочем, как мы уже видели, в других случаях отказывали в доверии и крестьянам. Напомним, что по возвращении в Берду после поражения под Татищевой Пугачев приказал «солдат и крестьян с караула сменить, а на их места поставить яицких казаков»[577].
По мнению советского историка А. И. Андрущенко, «недоверие к пленным солдатам имело некоторые основания»; он приводит в качестве доказательства записки священника Ивана Полянского, сообщающие, что канониры, попавшие в плен к Пугачеву и приставленные к его орудиям, забивали в гранатах «дырочки деревянными гвоздьми». Испорченные таким образом снаряды не разрывались, что и спасло Оренбург от пожара[578]. Трудно сказать, насколько сведения Полянского соответствовали действительности и знали ли бунтовщики об этих кознях канониров. Имеются, правда, сведения, что несколько позднее один канонир был повешен за то, что «палил фальшиво»[579].
По всей видимости, недоверие казачества к солдатам и крестьянам объясняется прежде всего его несколько пренебрежительным и высокомерным отношением к другим непривилегированным слоям населения, которое можно было встретить и во время других крупных народных восстаний. Так, например, очевидец взятия разницами Астрахани в июне 1670 года голландец Л. Фабрициус писал: «…казаки пустили на штурм того участка, где был пост голландских корабельщиков, простой работный люд, или, как они их называют, ярыжек (Jariski). Этих каналий здесь было расстреляно, наверное, более тысячи…»[580]
Однако не следует и преувеличивать негативное отношение Пугачева и яицких казаков к другим повстанцам — в противном случае крестьяне и солдаты не вливались бы столь охотно в главную пугачевскую армию. Причем многие из них верно служили «третьему императору». Можно еще раз вспомнить, что Пугачев благожелательно разговаривал с солдатами и по их ходатайству прощал «добрых» командиров[581].
А вот к пленным солдатам-канонирам отношение главаря бунтовщиков было куда лучше. Некоторые из них получали за службу чины и награды. Впрочем, в качестве пушкарей в повстанческом войске служили также крестьяне и казаки, а яицкие казаки и вовсе были главными командирами над артиллерией (в главной армии, по некоторым данным, служило 600 канониров)[582].
Есть сведения, что в главной армии проводились учения, причем бунтовщики упражнялись не только в верховой езде, но и в стрельбе, в том числе артиллерийской[583]. Но вот чем они точно не занимались, так это строевой подготовкой. Состоявший в отряде Белобородова Дементий Верхоланцев вспоминал: когда белобородовцы в мае 1774 года подошли к местопребыванию самозванца под Магнитной крепостью, Пугачев принял их за врагов, ибо они «шли стройно». Иван Белобородов, бывший солдат, наверное, и не представлял себе, как иначе может ходить военный отряд[584]. Иное дело — казаки, ядро главной пугачевской армии. Едва ли у Пугачева и его окружения когда-либо возникала мысль заставить своих подчиненных ходить солдатским строем, особенно с учетом того, как боялись казаки, что правительство превратит их в солдат. (А не переносилась ли неприязнь к солдатчине отчасти на самих солдат?)
Не исключено, что у некоторых казаков нелюбовь к «регулярству» распространялась даже на барабаны, взятые в качестве трофеев. По крайней мере, подпрапорщик Аверкиев утверждал, что «ни одного барабана во всей толпе нет и взятыя у нас (в отряде Чернышева. — Е. Т.) барабаны все переломаны». В отсутствие барабанов утреннюю и вечернюю зорю возвещал пушечный выстрел, а «для сбора людей» использовался «частый звон в один колокол на подобие набата». Однако, если верить Аверкиеву, в случае тревоги повстанцев собирали «атаманы, сотники и десятники, а иногда и сам самозванец бегает под окна к яицким казакам и приказывает выходить в поход». Впрочем, известно, что летом 1774 года барабаны в главном пугачевском войске и отдельных повстанческих отрядах всё же имелись и с их помощью порой собирали людей
