Пугачев - [49]
Мятежные казаки появлялись и в других деревнях и селах, где также запрещали мужикам работать на помещиков, а порой вместе с этими же мужиками грабили господские дома, а то и убивали самих господ, не успевших скрыться. Так, опять же в октябре в деревне Пополутове Оренбургского уезда была ограблена, а потом и зверски убита местная барыня: сначала в нее стреляли из ружья, потом кололи копьями, били дубьем «и после, накинув на шею петлю, стащили ее под гору». Когда же увидели, что и после стольких мучений помещица была жива, сын местного старосты, «прибежав с топором, ударил ее обухом в голову, от чего она и умерла». Однако с убийством барыни эта страшная история не закончилась. По свидетельству пополутовского крестьянина Гурьяна Феклистова, «как тело ее отвезли в лес и оставили по совету Старостина сына без погребения, то собаки иногда руку, а иногда ногу таскали по деревне, и крестьянские бабы, отнимая у собак, похоронили потаенно». У помещицы остались три малолетние дочери. Казаки приказали местным жителям взять девочек к себе «вместо детей», а когда они вырастут, выдать замуж «за крестьян же»[321].
В октябре 1773 года пугачевские посланцы, указы от имени «Петра Федоровича», а также слухи о восстании подняли на бунт и часть заводских работных людей на Урале. В октябре к восстанию присоединились 13 из 129 действовавших там металлургических заводов[322]. Заводы эти были нужны Пугачеву, помимо прочего, потому, что имели боеприпасы и орудия, а также людей, которые могли их отливать. Так, на Авзяно-Петровский завод Пугачев отправил в середине октября уже известного нам бывшего каторжника Соколова-Хлопушу. Как вспоминал на следствии сам Хлопуша, тамошние мужики, выслушав «царский» указ, закричали: «Рады ему, государю, послужить!» — и «выбралось охотников к Пугачеву в службу пятьсот человек», причем эти добровольцы, «взяв своево приказчика Набатова и протчих расходчиков, всего сем человек, сковали», а затем отправили их в Берду к Пугачеву, где они и были повешены. Покидая завод, пугачевский атаман захватил с собой шесть пушек, «сто двадцать лошедей со всеми приборами, а в конторе сем тысячь денег, в том числе по скаскам заводских крестьян было две тысячи рублей подушных, кои расходчик тут же раздал крестьянам. Еще взято: триста баранов, семдесят сем быков, посуды сребряной пуда два, столовые часы, медную и ловянную посуду, пороху два пуда и всякой господской одежды множество». Напоследок «приказал тут Хлопуша вылить шесть пудов ядер»[323].
Всего на сторону Пугачева во время восстания перешло 64 уральских завода. При этом нужно отметить, что зачастую заводские крестьяне восставали только тогда, когда к ним приходили пугачевцы. Так, по данным советского историка А. И. Андрущенко, 30 из 44 заводов, присоединившихся к восстанию в декабре—январе 1773/74 года, примкнули к «Петру III» после появления в их округе повстанцев. Руководителями повстанческих органов власти на заводах, как правило, становились начальники прибывших пугачевских отрядов. (Мы уже видели, что похожим образом к восстанию присоединялись и помещичьи крестьяне, то есть зачастую инициатива принадлежала не им, а опять-таки казакам-пугачевцам.) С другой стороны, отнюдь не все горнозаводские рабочие присоединились к восстанию. 28 заводов держали оборону против пугачевцев, а еще 15 заводов, находившихся вне территории восстания, посылали людей в правительственные отряды, сражавшиеся с бунтовщиками. К тому же и работные некоторых заводов, примкнувшие к восстанию, впоследствии колебались или отходили от Пугачева. Сопротивление отрядам «Петра III» было обусловлено не только тем, что хозяева и управители подкупали и запугивали своих работников, но и бесчинствами, чинимыми в отношении местного населения повстанцами, в особенности башкирами: грабежами и убийствами, сожжением домов и пр.[324]
Нападения башкир на заводы начались уже в октябре 1773 года — почти сразу после того, как они стали присоединяться к «Петру Федоровичу». Впрочем, многие башкирские и мишарские старшины в это время еще не сделали окончательный выбор, на чьей они стороне, и по-настоящему пугачевщина запылает здесь несколько позже[325]. В октябре 1773 года к самозванцу примкнули ставропольские калмыки (они были подняты на восстание пугачевским полковником Дмитрием Лысовым), а также отдельные отряды киргиз-кайсаков (казахов), в то время как другие казахи, воспользовавшись беспорядками, уже с сентября того же года начали совершать набеги в пределы Оренбургской губернии[326].
Перед катастрофой
Вспыхнувшее в Оренбуржье восстание в любой момент могло перекинуться на соседние территории, например на Казанскую губернию, обороноспособность которой оставляла желать лучшего. Здесь в то время находилось всего три гарнизонных батальона, причем большинство их личного состава было командировано для набора рекрутов и конвоирования арестантов в Сибирь. Что же касается местных жителей, то, по мнению казанского губернатора Якова Брандта, высказанному в начале октября 1773 года, полагаться на них было невозможно: «Земледельцы разных родов, а особливо помещичьи крестьяне, по их легкомыслию, в сем случае весьма опасны, и нет надежды, чтобы помещики крестьян своих с пользой могли употребить себе и обществу в оборону». Правда, при этом губернатор предложил дворянам вооружить своих дворовых для защиты губернии, что и было сделано. Для этих же целей Брандт приказал возвратить посланных для набора рекрутов «нижних чинов» в Казань и Симбирск, а также употребить в дело отставных солдат, хотя они уже давно не служили и были скорее крестьянами. Этих сил было явно недостаточно, а потому губернатор обратился за помощью. 8 октября, получив донесение от Брандта, главнокомандующий в Москве генерал-аншеф Михаил Никитич Волконский на следующий день направил в Казань отряд в 300 человек из Томского полка с одним орудием и поспешил уведомить обо всём президента Военной коллегии графа Захара Григорьевича Чернышева
