Пугачев - [43]
Однако перед тем как Пугачев отрезал Оренбург от остальной России, в начале октября в него пришло довольно солидное подкрепление из Яицкого городка — отряд майора Наумова, насчитывавший 246 пехотинцев и 378 конных казаков под предводительством старшины Мартемьяна Бородина. В связи с этим Рейнсдорп удовлетворенно заявлял: «Оренбургская крепость, в случае атаки, в состояние пришла»[281]. Впрочем, Пугачев мог надеяться на более солидную поддержку, нежели его противники. Слишком много недовольных было как в Оренбургской, так и в соседних с ней губерниях, да и вообще по всей империи. Выше уже упоминалось, что во время совета 28 сентября было решено выдворить из Оренбурга ссыльных польских конфедератов. В ответ находившиеся «как на службе в местном гарнизоне, так и вне службы» поляки «взбунтовались и согласились к содействию с злодейскими шайками Пугачева». Правда, «умысел» конфедератов был раскрыт, и их «заарестовали». Четверо арестованных, признанные зачинщиками, были повешены. Однако жесткие меры не смирили поляков — во время пугачевщины они бунтовали в Оренбургской и Сибирской губерниях и пополняли войско самозваного «Петра Федоровича»[282].
Впрочем, немногочисленные поляки-повстанцы были лишь незначительной частью тех недовольных, которые примерно с начала октября стали активно присоединяться к восставшим казакам. Речь идет главным образом о русских крестьянах и представителях различных социальных слоев нерусских народностей: башкир, татар, чувашей, марийцев, удмуртов, калмыков и др. По подсчетам, только в Оренбургской губернии приняло участие в пугачевщине не менее двухсот тысяч человек из пятисот тысяч душ населения[283]. Чем же были недовольны эти люди?
Почему мужик бунтует?
О тяжелом положении крестьян во времена крепостного права, и в частности в царствование Екатерины II, написано немало[284]. Причем даже те историки, которые высоко оценивают екатерининские реформы, признают, что они не изменили к лучшему положение большинства крепостных. Например, по мнению современного исследователя А. Б. Каменского, подвижки в этом направлении «были незначительны, а сам институт крепостничества продолжал развиваться в сторону ужесточения»[285].
Крестьяне по-разному отвечали на своеволие помещиков. Одним из способов избавиться от него было бегство на окраины государства или за его границы. Так, в 1763 году новгородские помещики заявили, что из их деревень только в этом году в Польшу бежало около ста семей — до пятисот человек обоего пола, а если верить заявлениям смоленских дворян в 1767 году, в Польшу ушло примерно 50 тысяч их крепостных. Власти пытались понять, почему крестьяне бегут в Польшу и как предотвратить подобные побеги. По мнению Петра Ивановича Панина (кстати, в будущем одного из усмирителей пугачевщины), главными причинами бегства были гонения на раскольников, неограниченная власть помещиков, заставлявших крепостных работать выше человеческих сил и допускавших злоупотребления при рекрутских наборах, несносное отношение к рекрутам в армии, дороговизна вина и соли и, наконец, лихоимство и прочие злоупотребления чиновников. Новгородский губернатор Яков Сиверс также полагал, что «неограниченная власть требовать с крестьянина какой угодно работы и брать какой угодно оброк» приводила к бегству крепостных в Польшу и Литву, «где зло еще не дошло до такой крайности». Разумеется, ни Панин, ни Сиверс не предлагали упразднить крепостное право — они советовали лишь облегчить участь крестьян в рамках существующего порядка, например определив размер оброка и количество дней барщины[286].
Однако благие пожелания так и остались пожеланиями, а помещики продолжали утруждать своих крепостных тяжелой работой и по собственному произволу жестоко наказывать за ее невыполнение и иные провинности. Француз Пассенанс, долгое время живший в России, писал: «Наказание рабов изменяется сообразно с расположением духа и характером господина или заступающего его место. Оно гораздо чаще соразмеряется со строгостию того, кто его предписывает, чем с важностию проступка наказываемаго. Самые обычные исправительные средства — палки, плети и розги. Наказания производятся обыкновенно в конюшне, или в другом отдаленном месте, чтобы крики истязаемаго не безпокоили господ… Палками наказывали как за кражу, так и за опрокинутую солонку (последняя, по русской примете, предзнаменует большое несчастье, и потому такое преступление редко прощается), за пьянство и за легкое непослушание, за дурно сжаренную курицу и за пересоленный суп. При наказании обыкновенно присутствует управитель, если при этом не бывает господина. Подвергающийся наказанию в одной рубашке ложится, один или чаще два человека помещаются сбоку и по очереди бьют, как по пуховику. Несчастный испускает пронзительные крики, просит прощения, клянется, что не провинится больше, но управитель приказывает: “сильнее, сильнее”, и если наказывающий замедлит удары, ему самому грозят наказанием…»[287]
Наблюдения иностранца вполне подтверждаются другими источниками. Дореволюционный историк В. И. Семевский в книге, посвященной крестьянам в царствование Екатерины II, привел большое число примеров различных наказаний, а порой и просто диких расправ, которым подвергались крепостные
