Пугачев и его сообщники. 1773 г. Том 1 - [10]

– Витошнов и Погадаев люди подлого состояния, – кричали противники, – не из старшин и не из старшинских детей; люди незаслуженные, в генеральных службах и знатных походах не бывалые, распоряжаться войском, заграничными и внутренними делами, тоже судными и приказными не могут, а об указах должного и исправного сведения не имеют.

Такое заявление старшинской партии вызвало продолжительные споры и шум, среди которых ни та ни другая сторона не хотела уступить. Увещания Чебышева прекратить ссоры и кончить дело мирным путем не имели успеха. Соглашения не последовало, и казаки разошлись с решением написать прошение на имя императрицы, в котором изложить подробно все то, что происходило в кругу. Переименовав кандидатов, предложенных старшинской и войсковой сторонами, и высказав нежелание свое иметь атаманом ни Суетина, ни Митрясова, войско решилось отказаться навсегда от права избирать атамана и предоставляло это дело на усмотрение императрицы. «Как оный выбор [атамана], писали казаки[36], – за таковым несогласием близко двух лет продолжается и согласными голосами не утверждается, да и впредь согласными голосами утвердиться не может, из-за чего все общество время от времени приходит в истощение и крайнее разорение, того ради в прекращение всех происходящих ссор и несогласий, во избежание крайнего всего общества нашего разорения, припадая к священным вашего императорского величества стопам, всеподданнейше просим, дабы повелено было из высочайшего вашего императорского величества матерного милосердия, тот кандидатов в войсковых кругах выбор с нас нижайших за несогласными голосами, как ныне, так и впредь сложить, а из природного вашего императорского величества высокомонаршего милосердия в атаманское достоинство жаловать как ныне, так и впредь, по своему монаршему соизволению. Кто той чести из нашего войска найдется достоин и кто в оные атаманы от вашего императорского величества пожалован и определен будет, тому мы нижайшие рабы и повиноваться должны. А прежнее наше право в выборе в войсковых кругах кандидатов, яко негодное и на сей век неудобное, не токмо охотно сами с себя слагаем, но и всенижайше просим милосердным своим матерним повелением для вышеобъявленных от нас резонов, ко всеобщему нашему благу и спокойствию ныне запретит, пониже в несогласных наших голосах тот выбор кандидатов продолжается чрез шесть лет, а все оное происходит от единой друг на друга вражды и памятозлобия».

Не достигнув соглашения казаков относительно выбора атамана, но желая принести посильную пользу войску, Чебышев учел старшин войсковой канцелярии и признал их виновными пред войском. Раскаявшись в своих поступках, старшины просили прощения и обещали уплатить все с них взыскиваемое. Всматриваясь ближе в домашний быт казаков, Чебышев нашел, что без всякой надобности и в крайнее отягощение войску во время сенокосов и рыбных промыслов оставляется для охранения города и содержания караулов так называемая домоседная команда, более чем из 150 человек. В команду эту нанимались попы, церковные и канцелярские служители и даже старшины. Таких команд было в год до четырех, и каждый раз лица, ее составляющие, получали за свою мнимую службу от двух до семи рублей. Сверх домоседной команды была еще так называемая пятисотная резервная команда, из которой половина посылалась на степную сторону по форпостам, а другая половина оставалась в городе без всякого дела, под предлогом могущих быть экстренных нужд, к защищенно границ от неприятельских набегов, «чего, – писал Чебышев[37], – никогда не бывало, да и быть, по всем известным резонам, не может, а если бы паче чаяния когда и случилось, то с такой малой командой тому форпостному командиру сильного неприятеля удержать и границы защищать никак будет не можно, а от домоседной команды, состоящей из таких людей, как значится выше, помощь, мнится мне, также будет не велика». На этом основании он признал необходимым, во избежание напрасного войску отягощения, в то время, когда резервная команда бывает в Яицком городке, домоседной команды вовсе не иметь, а городовые караулы содержать резервной команде, которой и состоять в ведении войсковой канцелярии. «Однако же, – прибавлял Чебышев, – если форпостный командир в случае нужном, сколько из той команды, когда будет требовать, а хотя и всю, на границы отпущать безо всякого прекословия, и тогда на те места, если будет нужда, определять из отставных казаков и из прочих, по их годности».

Уничтожение домоседной команды было принято войском с большим сочувствием, но Чебышев, опасаясь, что подобные распоряжения могут навлечь на него неудовольствие Военной коллегии и тех, которые лишались даровых доходов, торопился предупредить императрицу и просил, чтоб «от государственной Военной коллегии не было на мне за сие взыскания»[38].

Взыскания, конечно, не было, но было предложено ближе познакомиться с указами Военной коллегии.

«О благополучном окончании моей комиссии, – писал Чебышев графу Г.Г. Орлову[39], – хоть и есть должность уведомить вас, моего милостивца, но как то уведомление требует точной подробности, а правду за две тысячи верст еще и слишком показалось писать неловко, то донесу только, что я, сверх моего чаяния, за то, что продолжающуюся слишком шесть лет комиссию кончил, получил из государственной Военной коллегии о войске Яицком конфирмацию, которую я задолго до того повеления читал истинно много, но того ничего не нашел, для чего мне читать приказано, о чем осмелился и рапортом своим представить, а в перемене нынешних сотников прежними и ослушание сделал, только за то что мне будет – не знаю, а хорошего не жду. Чего для до тех пор, отец мой, изведи из темницы душу мой и тем избавь меня от таких переписок, от которых, кроме беды, ждать нечего. А чтоб не показалось вашему сиятельству все сие мной сделанное от упрямства, то прими, милостивый государь, труд прочесть тот мой посланный в коллегию рапорт и при оном от клеветников моих раскаяние, из чего и увидите ясно, была ли причина мне то делать, что сделал.