Публикации в журнале «Нева» - [12]

Последний из более чем ста монументов В. И. Ленину, воздвигнутых за годы советской власти в Ленинграде, был памятник, установленный в 1970 году к 100-летию со дня его рождения в центре Московской площади перед зданием так называемого Дома Советов на Московском проспекте. Проект памятника исполнил скульптор М. К. Аникушин. Едва ли не сразу художественные достоинства монумента вождя революции фольклор подверг традиционному критическому анализу, на который, конечно же, не в последнюю очередь повлияло общее отношение народа к идеологу и практику большевистского террора. Памятник называют одновременно и Большое Чучело, и Балерина. И действительно, если смотреть на монумент из окон движущегося транспорта, Ленин очень напоминает старательного танцора, выполняющего замысловатые па. Его так и называют: «Сен-Санс. Умирающий лебедь». После этого удачного образа в городском фольклоре выстроился довольно длинный синонимический ряд: «Ленин в исполнении Махмуда Эсамбаева»; «Ленин, танцующий лезгинку», «Па-де-де из балета „Апрельские тезисы“». При этом танцевальные мотивы фольклора вовсе не заслоняют идеологическую составляющую монумента. Жест Ленина с вытянутой в небо рукой в народном сознании трактуется вполне однозначно: «Мы все там будем».

Так что интерес к монументальной скульптуре в низовой культуре вполне объясним. И когда в мае 2002 года на площади Александра Невского был открыт конный памятник святому покровителю Петербурга, великому русскому полководцу Александру Ярославовичу, прозванному Невским за победу над шведами в Невской битве 1240 года, фольклор не замедлил откликнуться. Причем мифология памятника начала складываться задолго до его открытия. На площади еще стоял только пьедестал, а сам памятник уже был прозван Регулировщиком. Оставалось только представить, как в протянутой руке князя окажется невидимый полосатый жезл, который поможет урегулировать транспортные потоки на площади.

Затем памятник, отличающийся не свойственной петербургской монументальной скульптуре статичностью, прозвали Оловянным Солдатиком, а через некоторое время среди петербуржцев появились осторожные предположения, что на площади Александра Невского установлен памятник Николаю Черкасову. И действительно, скоро выяснилось, что облик древнерусского полководца будто бы изваян скульптором Козенюком в полном соответствии с образом Александра Невского, созданным известным актером Ленинградского театра драмы имени А. С. Пушкина Николаем Константиновичем Черкасовым в кинофильме «Алексадр Невский» еще в 1938 году. Других изображений Александра Невского попросту не существует.

Николай Черкасов не единственный, кому фольклор оказал честь присвоить свое имя памятнику. Скульптура незабвенного Остапа Бендера с легендарным стулом из таинственного гарнитура, установленная у входа в современный ресторанчик «Бродячая собака», в народе получила прозвище Памятник Сергею Юрскому — так похож воплощенный в бронзе литературный авантюрист на исполнителя его роли в известном кинофильме.

На Малой Конюшенной улице, как утверждали в средствах массовой информации, по личной инициативе начальника Петербургского управления МВД был установлен памятник Городовому. Тайной для обывателей остается и натурщик, который позировал скульптору А. С. Чаркину при работе над памятником. Городской фольклор выдвинул версию, что им мог быть только Никита Михалков: столь очевидно сходство скульптуры со знакомым образом известного кинорежиссера. В народе бронзового блюстителя порядка так и называют Памятник Никите Михалкову.

В последнее время петербургской монументальной скульптуре угрожает соседство с московским новомодным ваянием, купеческая мощь и ресторанный размах которой в представлении петербургской интеллигенции никак не вяжется с традиционной строгостью и классической сдержанностью величественного Петербурга. Неподдельный страх, вызванный московским стремлением отметиться в северной столице, породил испуганный возглас, достойный приобрести крылья и стать питерской поговоркой: «Поменять Растрелли на Церетели?!»

Не меньше внимания петербургский городской фольклор уделяет и архитектуре, общественная значимость которой в последнее время вызывает горячие споры и жаркие дискуссии вокруг объектов градостроения не только возводимых или уже возведенных, но и вокруг еще проектируемых, а то и просто задуманных. Печальный опыт советского массового строительства до предела обострил внимание горожан к зодчеству. В арсенале городского фольклора сохранилась формула горькой оценки творчества безымянных проектных бюро, застроивших целые кварталы скучными, серыми, безликими «хрущевками» и «брежневками»: «Раньше в Питере творили архитекторы, а сейчас архиДРЕКторы». Да и сегодня, когда смутный переходный период в архитектуре еще далеко не закончился, сохраняется опасность заменить печальной памяти питерские дворы-колодцы на современные стеклянные архитектурные конструкции, которые народ метко окрестил «дворцы-колодцы».

В пользу существования современного фольклора можно привести и другие примеры. Известно, что классический ансамбль площади Островского, задуманный Росси, полностью закончен так и не был. Более того, в конце XIX века он был искажен строительством дома архитектора Басина в псевдорусском стиле. В фольклоре его называют Петушиным домом. Затем на противоположной стороне площади появилось столь же случайное здание Управления Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги, в просторечии — Железка. И, наконец, уже в наши дни рядом с ним появился дом современной архитектуры, который в народе прозвали Стиральной машиной «Индезит». Он и в самом деле выглядит как новая, блестящая никелем стиральная машина, втиснутая в узкое пространство современной кухни.