Птицы небесные. 3-4 части - [36]

— Нет, отец Тарасий, даже не слыхал о ней, простите…

Он взял с полки книгу и протянул мне:

— Возьми, почитай. Многое в ней трудно принять, но это одно из сокровенных глубоких исследований на тему духовничества, для которого нужен свой читатель. Потом скажешь свое мнение…

Заметив, что я углубился в текст, архимандрит остановил меня:

— Потом почитаешь… Хочешь завтра со мной послужить литургию в тюремном храме?

— Хочу, отче, но мне еще нужно во что бы то ни стало попасть к отцу Кириллу, — засомневался я.

— А он все равно болеет и к нему никого не пропускают, — уверил меня архимандрит. — Я знаю точно. Ну что, согласен?

— Согласен.

Ранним утром нас привезли к тюрьме. Перед нами одна за другой открывались тяжелые металлические двери с множеством замков. Вид суровых, неумолимых лиц надзирателей пробирал до холодка по спине. В длинном узком коридоре с тусклыми лампочками справа и слева шеренгой располагались двери камер. В спертом воздухе стоял крепкий табачный запах.

— Дымят как паровозы, — пошутил видавший виды архимандрит. — Хочешь взглянуть? Ты такого еще не видел!

Он приоткрыл в одной из камер маленький глазок. Оттуда, сквозь клубы табачного дыма, вырвалось множество голосов, говорящих вразнобой. Я заглянул в отверстие: в крохотной камере размером чуть больше вагонного купе, с нарами в два яруса по всем стенкам, было битком набито всякого народу. Среди взрослых заключенных находились еще совсем мальчишки. Все они сидели на нарах, свесив ноги и беспрерывно курили. Разговор в основном состоял из ругательств. Не выдержав такого зрелища, я отпрянул назад. Духовник понимающе хмыкнул:

— Вот так-то… Сказать нечего… — Он закрыл металлический глазок. — А мне им еще нужно проповедовать!

На литургию в церковь, сопровождаемые охранниками, пришли с десяток заключенных, с хмурыми изможденными лицами. Надзиратели нетерпеливо подталкивали медлительных. Отец Тарасий служил истово и вкладывал в молитвы всю душу. Я тоже старался молиться, но молитва шла с трудом и очень тяжело, словно душа находилась в аду. К Причастию никто не подошел.

— В этой группе ни один не приготовился. Не понимают ничего, — шепнул мне архимандрит. — Сейчас я им слово скажу…

Пока он говорил, искренне и убедительно, я рассматривал заключенных из-за завесы Царских врат. Многие не слушали и просто переминались с ноги на ногу, словно они пришли в храм размять ноги. Некоторые зевали и посматривали по сторонам. Два или три скорбных лица выказывали внимание и усилие понять смысл того, что говорил им лаврский проповедник. Его проповедь содержала ряд простых и поучительных примеров об обращении души к добру и следовании за Христом. После своей трогательной речи духовник попросил меня:

— Пойди, отец, раздай антидор в храме…

Я взял тарелку с мелко нарезанным антидором и, подойдя к каждому заключенному, предлагал освященный хлеб. Почти все взяли по несколько кусочков сразу, прося разрешения принести святыню сокамерникам. Несколько человек отказались — совсем молодые парни, но уже с испорченными взглядами и лицами. Их было очень жаль.

Когда мы возвращались в монастырь, отец Тарасий спросил:

— Ну, как впечатление?

— Запредельное, отче. Такая мера духовничества выше моего разумения… А увидеть такое для собственного смирения очень полезно. Спасибо.

Мой собеседник согласно кивнул головой.

Удивительную книгу русского миссионера я читал всю ночь. На мой взгляд, это одно из самых невероятных в своей суровой реальности повествований о служении русского священника в сибирских тюрьмах. Под впечатлением этой книги у меня даже родилось стихотворение.

Архимандриту Спиридону, миссионеру

Отдаленное ржанье коня,

Летних сумерек синие сколки —

Это стало началом меня,

В ковылях, где кричат перепелки.

Я лежал в ковылях на спине,

Чуя жизни могучую зрелость,

И ее преизбытку во мне

И смеяться, и плакать хотелось.

Целость жизни сливалась со мной

Из груди исторгая рыданье,

Обнимая ковыльный покой

И коня отдаленное ржанье.

Как только отец Анастасий сообщил, что старец принимает, я сразу оказался в его келье.

— Батюшка, я вас не утомлю, если буду спрашивать?

— Нет, не утомишь, спрашивай. Я уже почти здоров, — улыбался отец Кирилл, глядя поверх очков. По-видимому, перед моим приходом он читал Евангелие, так как оно лежало у него на груди поверх одеяла. Тумбочка рядом с диваном была заставлена лекарствами и пузырьками. Что там у тебя накопилось? — Духовник взял епитрахиль, лежащую на столике в головах.

После исповеди я задал свои вопросы.

— Вы благословили мне окормлять верующих на Псху, а теперь там женский скит образовался. Сестры просят помогать им и исповедовать… Какое будет ваше благословение?

— А откуда они взялись? — старец приподнял голову на подушке, внимательно прислушиваясь.

— Они говорят, что их новоспасский владыка благословил. У меня письмо к нему от сестер.

— Хороший архиерей, знаю его. Он очень почитает Глинских старцев. Помогай сестрам во славу Божию! Нужно сказать, что сестры тоже бывают разные. Те, которые сами стремятся к спасению, жертвенны, служат опорой ближним и помогают им возрастать духовно, такие очень редки. Этим сестрам помогай всемерно, потому что если они спасутся, то и другим помогут! Остальным, которые живут как умеют и у которых преданность и жертвенность слабы, помогай по мере стремления их к духовной жизни. Так будет хорошо, да… Главное, не малодушествуй!