Птицы небесные. 1-2 части - [89]

В нашей поездке по Оби-Хингоу я с москвичами вновь поднялся туда, но в «моем» доме уже поселились люди — молодая пара таджиков, которым негде было жить, дальняя родня хозяев дома. Всего год я побыл владельцем уединенного дома, и теперь мое владение закрылось для меня навсегда. Я забрал свой спальник и одежду, и мы снова двинулись в путь.

Через несколько километров нас подобрал «уазик», и мы вышли в поселке Тавиль-Дора, с грандиозными блоками скальных конгломератов, стороживших входы в лесные ущелья. Вокруг еще лежал снег, но ходить по нему было легко, так как он крепко смерзался за ночь. Полюбовавшись на окрестности поселка, мы вышли к местному аэропорту. К нам подошел высокий русский мужчина, заинтересовавшийся тем, что мы делаем в такой глуши. Он представился начальником метеостанции «Хабуробад», расположенной на одноименном высокогорном перевале, являющемся границей между Памиром и Афганистаном. Вертолет метеослужбы должен был доставить его в горный кишлак, откуда всего двадцать минут пешком до станции, и он, как начальник, приглашал нас в гости.

И вот мы несемся над заснеженными пиками в вертолете и держимся за поручни. В рюкзаке у начальника я заметил бутылки с вином. От него уже сильно пахло алкоголем, потому что перед самым отлетом он куда-то «сбегал». Сгущался зимний вечер, когда мы вышли из вертолета в глухом кишлаке, полностью занесенном снегом. Начальник повел нас в дом рабочего метеостанции, где мы остались ночевать. Так как долгий зимний вечер только начинался, молодой рабочий, оказавшийся большим любителем шахмат и деревенским чемпионом в этой игре, спросил:

— Кто умеет играть в шахматы?

Мне хотелось посидеть в покое, а журналист ответил:

— Я немного умею.

Парень обрадовался, быстро расставил фигуры и игра началась.

— Давненько не брал я в руки шашек… — приговаривал мой спутник, делая очередной ход.

— Простите, нужно говорить — «шахмат»! — поправил его чемпион.

— Да, да, конечно — шахмат! — усмехнулся его партнер по игре.

Но сколько партий ни начинал деревенский любитель, а выиграть не смог ни разу за весь вечер.

— Скажите, пожалуйста, кто же вы такой? — в конце концов, спросил ошарашенный парень своего соперника.

Тут и выяснилось, что наш скромный журналист имел ни много ни мало — первый разряд по шахматам! Ранним утром мы все уже были на ногах. Погода заметно изменилась и сильно потеплело. Вышел заспанный начальник, сопровождаемый постоянным запахом вина. Вчетвером, включая рабочего, мы начали медленный подъем по тяжелому мокрому снегу, стараясь ступать в проложенный след, на перевал, где располагалась метеостанция. Старший нашей группы то и дело прикладывался к бутылке и даже начал немного пошатываться. Повалил снег и быстро закрыл старые следы, все вокруг стало однотонно белым, не было даже теней. Солнце, хотя не показывалось сквозь сплошную облачную пелену, но до того резало глаза, что мы повязали их носовыми платками, защищаясь от снежной слепоты. Между тем снег валил и валил. Подвыпивший начальник сбился с пути и начал недоуменно озираться по сторонам. Затем он предложил нам криками звать на помощь пограничников, потому что дела наши плохи, как объяснил он. Мы изо всех сил орали в снежную пургу, но никто не знал, в какую сторону кричать, даже таджик растерянно разводил руками.

В это время наш ведущий начал грузно оседать и повалился на снег. Лицо его стало синим, он начал задыхаться, и никто из нас не знал, что делать. Мы все растерялись. Журналист оглядел нас и спросил:

— У кого-нибудь есть лекарства?

— У меня мумие есть! — вспомнил я.

— Дай ему поскорее мумие, оно помогает при сердечной недостаточности!

Баночку с мумие, на случай ранений, я всегда носил в рюкзаке, убедившись в его силе. Это мумие я обменял на платок с кистями в высокогорном кишлаке за перевалом Анзоб, в северном Таджикистане, но никогда не думал, что оно помогает и при сердечной слабости. Я достал мумие, а журналист, открыв перочинным ножом стиснутые зубы несчастного, положил ему в рот кусочек мумие.

К нашей полной неожиданности начальник перестал задыхаться, лицо его порозовело, и он поднялся сам, без посторонней помощи. К этому времени небо немного прояснилось, и старший попросил рабочего быстро подняться на открывшийся в облаках перевал и позвать людей на помощь. Парень поспешил вверх, а мы с москвичом, подхватив под руки начальника, медленно пошли вверх за быстро идущим таджиком. Постепенно мужчина разогрелся и пошел сам, явно окрепший и почувствовавший прилив сил. Он поднялся на снежный гребень без всякой помощи и даже отстранил людей, пришедших сопровождать его. Мы вышли на обширный величественный перевал вслед за ним.

Перед нами открылось огромное снежное плато, через которое стремительно перекатывались клубящиеся облака, швыряя в лицо снежные хлопья. В полукилометре от нас виднелось здание метеостанции, вдали по хребту угадывались очертания другого сооружения. На наши вопросительные взгляды начальник кратко ответил: «Погранзастава». На станции мы уселись пить чай с молодыми таджиками, сотрудниками метеослужбы из местного кишлака. Старший отправился отдыхать, и нас тоже отправили спать, указав теплую комнату.