Птицы небесные. 1-2 части - [36]
— Умей заглянуть в самого себя! Это стоящее дело, Федор, — убеждал он, доверительно приблизив свое лицо к моему лицу.
— Страшновато заглядывать внутрь себя, неизвестно, что можно увидеть… — высказывал я свои сомнения.
— Еще две с половиной тысячи лет назад китайцы говорили, что самое достойное в жизни — уединение. Хоть раз поздоровайся с собой наедине! Какой глубокий смысл! Вникни в него, и не бойся, это принесет тебе пользу.
— Ну, что это за уединение на телевидении? — мне показалось смешным такое утверждение.
— Ты не смотри на меня, а попробуй сам это сделать, тогда и поговорим… — обижался мой знакомый. — Знаешь, как сказано: вынь прежде бревно из своего глаза…
— А кто это сказал?
— Христос сказал. Достань Евангелие и почитай. Пригодится…
— А у тебя оно есть?
— К сожалению, нет. Книга ведь запрещенная!
Художник блистал широкой начитанностью в переводах различных китайских трактатов, а также в греческой философии, то есть в тех областях знания, которые оставались для меня terra incognita.
— Знаешь, какие надписи были высечены на фронтоне храма в Дельфах? «Познай самого себя» и «Ничего сверх меры». Греки знали что написать! — убеждал он меня.
Я попросил его дать мне список литературы для прочтения, по которому мог бы найти эти книги в университетской библиотеке. Сочинения древних греков — Демокрита и Аристотеля показались мне скучными, а китайские философские трактаты — туманными для понимания, и я отложил их в сторону. Благодаря этому художнику я впервые увидел, что книги по христианству полностью закрыты для советского читателя, но в некоторых разрешенных для прочтения изданиях я впервые прочел цитаты из Евангелия, которые оказали удивительное воздействие на мою душу.
Наиболее тонко и мудро привел меня к вере во Христа третий художник, Анатолий, молчаливый, скромный и всегда сосредоточенный, глубоко верующий человек из верующей семьи. Услышав как-то мои высказывания о современной музыке, которая уже начала утомлять меня своей безсодержательностью и минутным эффектом, он посоветовал мне обратиться к классической музыке. Но в ней я ориентировался плохо и спросил его, как более опытного человека, что бы он мог мне посоветовать.
— Если хочешь, — сказал художник, — зайдем к моей маме, где я храню свою коллекцию пластинок, и я дам тебе послушать музыку Баха.
Я немного слышал об этом композиторе и знал, что он писал органные произведения, но в музыкальных магазинах того времени трудно было достать хорошие пластинки, тем более настоящую классическую музыку.
Принеся домой пластинки с записями органных прелюдий и фуг Баха, я взял напрокат проигрыватель. Как только прозвучали первые аккорды невероятно прекрасной музыки, мне стало понятно, что в моей жизни начался переход к новому, более содержательному этапу, в котором классическая музыка может стать серьезной опорой.
Затем я взял у моего друга «Бранденбургские концерты», Кантаты, а также «Страсти по Иоанну» и «Страсти по Матфею». Вокальные Кантаты мне очень понравились, хотя тексты оставались непонятными, а вот записи Страстей подняли в душе моей что-то такое глубоко покаянное, что без слез слушать их было просто невозможно.
— О чем поется в Кантатах и в Страстях? — поинтересовался я, возвращая пластинки.
— В Кантатах содержатся тексты из Священного Писания, а в Страстях рассказывается о страданиях Христа, которые описаны в Евангелии.
— А как мне прочитать Евангелие? — задал я вопрос, не надеясь, что это возможно.
В университетской библиотеке мне дали понять, что Евангелие и Библия студентам на руки не выдаются, только «специалистам», имеющим специальный допуск.
— Я дам почитать тебе Библию, в которой есть Евангелие, оно называется Новый Завет, только ты верни мне эту книгу, пожалуйста, когда прочитаешь.
Художник вынес мне Библию, завернутую в платок, и с благоговением вручил ее мне.
Слава Тебе и хвала, Господи Иисусе Христе, за любезное сердцу Евангелие, источник жизни, силы и благодати! Своим святым словом Ты изменяешь дурное устроение души и она отвращается от зла и греха, как от мерзости запустения, куда успела впасть по причине прочно укоренившегося в ней невежества. Когда я пришел с Библией домой и вошел в свою комнату, мне показалось, что я принес самое драгоценное сокровище, которое Бог сподобил держать в моих руках. Открыв первую страницу Нового Завета, Евангелие от Матфея, я с головой погрузился в чтение…
Нет, это было не чтение, это был слезный поток, безостановочно струившийся из моих глаз. Никогда еще не приходилось мне так сладостно рыдать над книгой. Если и возникали у меня прежде горькие рыдания о безысходности непонятной и непонятой мною жизни, то теперь все существо мое извергало реки сладких слез, слез облегчения от страшной тяжести, долгое время угнетавшей и убивавшей его. Душа разрешилась горячими рыданиями, избавившись от гнета своего одинокого существования. Наконец, сердце мое нашло истинный свет, пока еще являвшийся для меня светом знакомства и сближения с высочайшей Истиной, словами действительной правды, оставленными Самим Богом на нашей земле, политой слезами безчисленных поколений страдавших и страдающих людей, подобных мне, — заблудившихся сынов человеческих.
«Книга, написанная скорбью, или Восхождение к Небу» - труд афонского монаха, старца Симеона. Что же такое «скорбь»? Скорбь - это страдание, которое должна, несомненно, претерпеть душа всякого человека при священном рождении в Боге, рождении нового человека, христианина. Книга монаха Симеона - сокровищница поучений о самой жизни и о той трансформации, которую должна пройти жизнь, чтобы стать подлинной жизнью во Христе. Для этого необходимо отвергнуть саму эту жизнь, жизнь ветхого человека, то есть умереть.
Книга Дорога, освещенная Солнцем публикуется впервые по рукописи, обнаруженной недавно в бумагах монаха Симеона Афонского (1915–1999). Книга была написана в уединении на Святой горе Афон и адресована некоему Димитрию, чаду Симеона. Вместе с тем очевидно, что автор адресует ее каждому человеку, взыскующему ответов на многие глубоко сокровенные вопросы: о жизни, ее нравственной Сверхцели, духовном совершенствовании, о поиске Бога и долгожданной встрече с Ним. Современный человек по большей части живет сознанием, а не сердцем.
В третьей части книги «Птицы Небесные или странствия души в объятиях Бога» повествуется об углубленном поиске монашеского бесстрастия, столь необходимого в духовной жизни, об усилиях уяснить суть этого высокого состояния духа в сравнении с аскетическим опытом монахов Афона, Синая и Египта.Четвертая часть книги знакомит нас с глубоко сокровенной и таинственной жизнью Афонского монашества, называемой исихазмом или священным безмолвием. О постижении Божественного достоинства всякого человека, о практике священного созерцания, открывающего возможность человеческому духу поверить в свое обожение и стяжать его во всей полноте богоподобия — повествуют главы этой книги.