Птицы небесные. 1-2 части - [18]

К этому времени душа вошла, словно закрыв глаза, в свое нелегкое начало — начало порчи и разрушения ее нравственных критериев. Жадное ожидание юности сменилось непосредственной встречей с ее безчисленными искушениями. Наши одноклассницы изменились в одночасье и удивительно похорошели. У нас, подростковых компаний, словно открылись глаза. Когда повзрослевшие девушки проходили мимо дразнящей походкой, мы провожали их восхищенным свистом.

К тому же на неокрепшее чувство обрушилось знакомство с новой жесткой музыкой, возбуждающей душу дразнящими ритмами, в которых было что-то завораживающее и колдовское. Она прививала душе высокомерное отношение к жизни и чувство собственной значимости. Соответственно соблазну такой музыки пришел и вызывающий броский стиль одежды. В этом городе наша семья уже не выглядела столь обеспеченной, как в маленьком городке. Мои новые увлечения требовали расходов, которые родители не могли себе позволить. Это заставило вмешаться отца. Помню, как он строго взял меня за плечо и сурово сказал, глядя прямо в глаза:

— Сын, мы не принадлежим к богатым людям, поэтому не зарься на чужую жизнь, живи своей жизнью, которая по нашим средствам!

Пришлось примириться с тем, что у меня не будет такой стильной одежды и магнитофонов, как у некоторых моих сверстников. Однажды я упрямо попытался сам перешить свои брюки по новой моде, чтобы не отставать от товарищей. Но когда отец это увидел, то приказал снять брюки и разорвал их на моих глазах. Пришлось принять этот урок, раз и навсегда определив свое отношение к модной одежде.

Вспоминаю подобный случай с моей старшей сестрой. Когда она училась в десятом классе, у нее появились воздыхатели и начались вечерние свидания. Отец, взяв ее за руку, внушительно объявил:

— Дочь, если ты выберешь гулянки, то пропадешь, а если выберешь учебу, то с тобой останется наша родительская любовь и постоянная помощь!

Сестра подняла Задумчивые глаза и затем, прижавшись головой к его груди сказала:

— Да, папа, я понимаю…

Эти отцовские наставления, сказанные с большой любовью, укрепили ее выбор, и в итоге она закончила школу с золотой медалью. Несколько лет спустя моя сестра познакомилась со скромным одаренным парнем-студентом, учившемся на физико-математическом факультете университета, где он в дальнейшем стал преподавателем. Они поженились, их брак был очень удачным, а сестра закончила два факультета: географический и математический.

Мальчики, с которыми я познакомился в новом классе, были из городских рабочих семей, с навыками курения, выпивки, азартных игр и грубых выражений. Среди этих ребят уже ходили по рукам наркотики, о которых тогда говорили только шепотом и к которым я испытывал стойкое отвращение, тем более, что в нашей семье никто не курил. В этих подростках все еще оставалось что-то доброе, хотя развращение души уже делало свое порочное дело — убивало в них чистоту и совесть. Многие из них быстро исчезли из моей жизни и больше я их никогда не встречал.

Город, который мне в то время нравился больше всех городов на свете, увлекал меня неудержимо и я снова начал пропускать занятия в школе. Осталось в памяти морозное утро, заснеженные деревья в роскошном убранстве инея, ароматные запахи из кондитерских, афиши пришедших на советские экраны американских боевиков с выстрелами и оглушительной пальбой, рекламы больших магазинов — все это обещало удивительную жизнь, полную интересных приключений и которая, тем не менее, жестоко обманула душу своей пустотой. Вместо школьных занятий я шел на утренние сеансы в кинотеатр или, найдя единомышленников, уезжал бродить с ними на другой берег Дона. Помню еще катание в трамваях с обледеневшими стеклами, в которых нужно было пальцем протаивать дырочку, чтобы любоваться зимним городом. Учение шло все хуже и хуже, хотя двоек я боялся и старался не попасть в разряд неуспевающих, как остальные парни в классе. Лучше всего мне давался английский язык и учительница называла меня «светлым пятнышком» нашего класса. В то время школьникам прививали любовь к труду, поэтому два раза в неделю я стоял за прилавком книжного магазина в отделе поэзии, где зачитывался современными поэтами.

На выходе из детства буря искушений встречает юную душу. Эгоизм толкает ее к соперничеству и борьбе за превосходство над другими подростками, а гордость переходит в болезненное самолюбие, которое у одних развивается в стойкую робость и застенчивость, а у других переходит в агрессивную озлобленность и недоверие к миру взрослых. Мама пыталась образумить меня:

— Сынок, ты стал портиться! Куда ты катишься, подумай!

Я молчал, отвернув голову в сторону.

— Почему ты не слушаешь меня?

— Мама, ты ведь женщина! Как я буду тебя слушать? Мне хочется самому решить, как мне жить!

Долгий горестный вздох был мне ответом.

В эту трудную пору душа подростка мучительно ищет свой идеал, к которому ей хотелось бы пробиться через все препятствия и претыкания, воздвигаемые людьми и обстоятельствами. В подобный период вступил и я, боримый разнообразными привязанностями, болезненно самолюбивый и в то же время защищающий свое самолюбие бравадой и цинизмом. Мне очень хотелось быть добрым- не временами и от случая к случаю, а всегда и во всем видеть и чувствовать только добро. Но сделать это оказалось не так-то просто. Мне не хватало знаний и практического умения преодолеть в себе отрицание добра. Сердце мое продолжало тянуться к душевной чистоте и детской открытости отношений, а ум, испорченный дурными наклонностями, искал и не находил идеала, который он еще не умел для себя определить.