Птицы летают без компаса. В небе дорог много - [29]

— Не зацеплюсь, — предупредил я Виктора Ивановича. — Такая канитель мне хорошо знакома.

— Хорошо, если понимаешь… Летать-то мы будем, отберем посильнее летчиков… Формально-то капитан прав, но только формально. Неприятно, когда человек малейшую ответственность на себя взять боится. Вот благодарности, подарки, грамоты — тут все горазды… Берут, не стесняются…

«Газик» резко тряхнуло, сзади загромыхали какие-то инструменты. Полковник качнул корпусом и, повернувшись к шоферу, сердито сказал:

— Что, машину водить разучились?

— Да нет, товарищ полковник, — резво ответил солдат, хватаясь за черный набалдашник рычага переключения скоростей. «Газик» сбавил ход и уже двигался с осторожностью человека, идущего впотьмах по раскисшей от дождя дороге. Солдат молча наблюдал за командиром в узкое зеркальце, укрепленное над передним стеклом.

— Мне кажется, Виктор Иванович, если бы ты поговорил с капитаном подобрее, поласковее, что ли, он взял бы на себя твою облачность с ответственностью. Он все-таки начальник погоды и тут хочет говорить с тобою на равных.

— Если на аэродроме все будут говорить на равных, то спросить будет не с кого. Дело, Сергей Петрович, в другом, я-то знаю. Раньше мы с Роженцевым работали сбалансированно. Потом разошлись. Он в академию попросился.

— Так у него вроде бы на груди уже «поплавок» привинчен, — заметил я.

— Вот именно, один прикручен, так он другой хочет. Мало ему одной академии. Высох уже от учебы. Что она ему, эта академия, ума прибавит? С женой у него нелады. Заучился. — Потанин протер ладонью переднее стекло машины. — Везде проблемы. Мне-то не жалко, пусть учится, лишь бы на работе не отражалось. Но… Наука эта, метеорология, сам знаешь, цельнотянутая, — задумчиво произнес он и, положив руку на баранку, сказал водителю: — Стоп, дальше мы до СКП пешком дойдем.

Мы вылезли из машины и направились на стартово-командный пункт, возле которого уже стояли вспомогательные машины и бегали люди, как в старом немом кинофильме.

— Перед составлением перспективного летного плана на год, — опять продолжил полковник, — чтобы иметь примерные варианты простых и сложных дней и ночей, я проанализировал синоптические карты за три прошедших года. Ночами сидел. Вывел, что называется, оптимальные варианты. И что ты думаешь, погода нет-нет да и своими картами, совсем из другой колоды, небо кроет. Поди угадай ее… А Роженцев еще и на принцип пошел: попробуйте, дескать, без меня. Нет, когда человек ни за что не хочет отвечать, с таким работать просто невозможно. Был у меня один техник самолета, так тот однажды попытался свалить с себя ответственность за отказ агрегата. «Я тут ни при чем, говорит, вышел из строя агрегат, на котором стоит заводская пломба…» Формально он тоже прав. Но только формально. Равнодушие везде опасно, а в нашем летном деле равнодушие — подлость. Еще более опасным становится равнодушие, когда заражает человека, облеченного ответственностью.

— Что же ты, агитируешь за повальное срывание заводских пломб? — вставил я осторожно.

— Нет, за такое я не агитирую. Если, скажем, выйдет из строя электрическая бритва или утюг — неси в гарантийную мастерскую, а что касается самолета, тут уж хочешь срывай, хочешь не срывай, а с неисправным агрегатом машину в воздух не пускай. Я вполне доверяю труду рабочих и инженеров, но и они могут где-то недосмотреть… А того техника я отправил на склад горюче-смазочных материалов, пусть керосин выдает. Во-о-он туда, — указал полковник в сторону сопки, возле которой в неподвижном сплетении веток деревьев отливали серебром две пузатые цилиндрические цистерны. — На пушечный выстрел от самолетной стоянки, — добавил он и смял в кулаке непочатую папиросу.

Не доходя до СКП, мы остановились. Возле нас притормозила и машина, которая шла следом.

— Ну что, Сергей Петрович, как видишь, погодка для тебя не получилась. Простые условия тебе нужны. Можем, конечно, переиграть табличку.

— Да нет, командир, нарушать лучше не будем. Договорились с летчиком, он тоже ведь начеку, что может подумать? Поеду сейчас в штаб, потом в гарнизон.

— Давай садись в машину и кати, — махнул рукой Потанин и крупно зашагал к стартово-командному пункту.

На горизонте плотная синева лежала в провалах темных облаков. Небо пахло дождем.

Я встретил лейтенанта Прохорова возле штаба в курилке, он сидел вместе с летчиками, которые ждали автобус, чтобы ехать на аэродром. Увидев меня, Прохоров встал.

— Здравия желаю, товарищ майор! — торопливо приставив руку к фуражке, поприветствовал лейтенант. — Не везет мне. Теперь вот погода… Жди, пока черт в голубой цвет небо перекрасит.

— Ничего, успеем, тише едешь — дальше будешь, — успокоил я лейтенанта.

Подошел майор Яшин. Молча протянул мне руку. И, небрежно бросив в рот папиросу, погонял ее из одного угла в другой, сказал:

— Думаю, товарищ майор, Прохорова дежурным по полетам задействовать, вы с ним все равно летать не будете. — И зажег спичку.

— Не следует его дежурным назначать, — посоветовал я, — пусть лучше к полетам готовится.

Спичка у комэска догорела и обожгла пальцы. Яшин потряс кистью руки, поморщился, но ничего не ответил. Он повернулся к Прохорову, бросил спичку и сказал: