Птичка над моим окошком - [40]

Данька чуть не поддался искушению открыть дверь. Вовремя вспомнил о разгуливающих по городу насильниках детей и воздержался впускать посетителя, но не отказал себе в удовольствии устроить допрос с пристрастием:

– А зачем?

– По делу, – сообщил подозрительный тип, причем Даньке показалось, что он опасливо косится на дверь соседней квартиры номер 22.

– По какому?

– По личному.

– По какому еще личному? – стебался Данька, но тип заподозрил, что его морочат, и обломал юмориста:

– Так Августа Михайловна дома или нет?

В дисководе ожидало просмотра и призывно манило «Счастливое число Слевина», да и стеб через дверь утратил вкус новизны.

– На работе! – выкрикнул Данька, но от глазка оторвался, только когда тип отчалил в лифте. – Носит всяких идиотов, – проворчал Даниил, направляясь на кухню за чипсами.

Сначала был коньяк – наплевав на этикет, начинал Витасик всегда с благородных напитков.

Сдав сюжет к выпуску, он с несколькими коллегами опрокинул по стопарику.

Потом у кого-то из операторов нашлась початая бутылка вискаря. Затем стихийно возникшая компания распалась, и дальше Витасик поплыл по жизни один.

В этом одиночном плавании (по пути домой) Шутихин употребил бутылочку пива и почувствовал непреодолимую тягу к переменам в судьбе, для чего и зарулил в супермаркет на Первомайской.

Бесцельно послонявшись по торговому залу, Витасик обнаружил, что денег у него нет, и, разочарованный, навострил лыжи домой, но Провидению было угодно послать Витасику искушение в виде безумной стройняшки, чернобровой смуглянки, в которой он с удивлением узнал докторшу – участкового терапевта подлого Мотьки Степуры.

Вся жизнь промелькнула перед взором Шутихина, ссора с другом и застарелые обиды показались особенно горькими. В то же мгновение внутренний голос явственно шепнул: «Давай действуй! Вот он, твой шанс!».

Так отчетливо Шутихин услышал внутренний голос впервые за двадцать семь лет, и слегка растерялся, но быстро взял себя в руки.

– О! Ты-то мне и нужна, – усиленно артикулируя, выговорил он. – Августа Михайловна, правильно?

Витасик считал себя местной достопримечательностью, почти лицом канала и слегка оскорбился, когда на постной физиономии докторши не мелькнула радость узнавания.

– Прием окончен, – ляпнула в ответ докторша.

Не только у них на телевидении сносит крышу от перенапряжения.

– Дорогая моя, – язык у Шутихина заплетался, его слегка покачивало, но он был полон оптимизма, – ты не поняла. Я не в статусе пациента, а в статусе друга. Если позволишь.

– Что-то со Степурой?

Второй раз за короткое время докторше удалось обидеть Виталия Шутихина, корреспондента программы «Новости сегодня». Самого Виталия Шутихина.

– М-м-м, – промычал Витасик, – Мотька для тебя что-нибудь з-значит?

– Я обслуживаю его участок. – Докторша поморщилась и отстранилась.

Тоже еще выискалась чистоплюйка, снова обиделся Витасик и выложил докторше свою интерпретацию истории с ограблением и наездом.

По мере того как Витасик излагал, он все больше трезвел, так что к концу повествования самому стало ясно, зачем он это делает: не ради славы, как говорится, а ради жизни. Потому что не согласен уступать этому счастливчику Степуре красотку докторшу. Плевать, что она брезгливо морщится и строго сдвигает бровки. Стерпится – слюбится.

Окрыленный этим девизом, Шутихин весьма убедительно соврал про свои связи в актерской среде, приправил рассказ некоторыми живописными деталями и остался собой доволен: Мотька Степура в результате получился паяцем, любителем дешевых спецэффектов, а Виталий Шутихин – настоящим русским интеллигентом, хоть и пьющим, но совестливым.

– Можно я вам позвоню? – под занавес поинтересовался Витасик.

Вместо того чтобы зардеться от счастья, докторша рванула со всех ног, бросив презрительное «нет».

Все-таки жильцы дома 49 по улице Первомайской слегка не в себе, подумал Витасик, глядя затуманенным взором вслед удирающей красотке.

* * *

… Бовбель появился даже раньше, чем предупреждала Августа.

Утренний прием был густо укомплектован бесцветными, метеозависимыми персонажами с гипертонией на грозу, которую несколько дней обещали синоптики, но которая все никак не могла собраться, так что Бовбель внес некоторое разнообразие своей дискинезией.

Вид у Константина Петровича был вполне цветущий, однако Татьяна Ивановна на всякий случай осведомилась:

– Что такое, Константин Петрович, снова печеночка пошаливает?

– Никак нет, это я в профилактических целях, так сказать, – с лучезарной улыбкой ответил пациент. – Помню, меня Августа Михайловна пугала обострением, вот – решил не допустить рецидива.

– Ох, что-то не верится, – усомнилась Августа, – думаю, вчера пили, поэтому сегодня вы здесь. Ложитесь на кушетку.

Татьяна Ивановна политкорректно зашелестела бумажками в своем углу, Бовбель умостился на кушетке и, стесняясь, оголил расплывшийся, белый до синевы живот.

Под плотным жирком обнаружилась слегка увеличенная, но не болезненная печень, и Августа заподозрила симуляцию.

Бовбель смотрел преданными глазами и с покорностью овцы ждал приговора.

Терапевт Новицкая решила его не разочаровывать:

– Татьяна Ивановна, пишите направление в стационар.