Птицелов - [42]

Лайэм повел Орелию в маленький ресторанчик «Старая Вена»; они заказали сосиски, пиво и пончики в сахарной пудре. Орелии очень понравилась уютная обстановка. Отпив глоток пива, она вздохнула:

— Перебор алкоголя сегодня вечером! Я опьянею!

— Ничего, на свежем воздухе придете в себя! — Лайэм ласково поглядел на разрумянившуюся женщину. Ресторанчик уже закрывался, и поэтому Лайэм, заплатив по счету, вывел Орелию на улицу. Карета ждала их неподалеку.

— А у вас нет кучера?

— У отца есть. А я предпочитаю не связывать себя и правлю сам. Конечно, — улыбка сверкнула у него на лице, — я найму кучера, если стану женихом, — лучше сидеть рядом с невестой в карете, чем торчать на козлах. Но пока что это моя странность — предпочитаю справляться сам.

— Я вижу, вы никак не можете забыть мои слова о странных мужчинах, — заметила она.

— Никогда не забуду. Ведь вы сказали, что такие вам нравятся.

Орелия чувствовала себя сповно в тумане. Близость между ними растет, он все больше ей нравится, и она невольно выдает себя. Они стали друзьями, но уже на грани — чего? — влюбленности? Хочет ли она этого? Или боится?

Лайэм направил карету по дороге вдоль озера. Ночь была чудесная, и он вовсе не торопился доставить Орелию домой. Ему хотелось быть с ней. Но если он поддастся своим инстинктам, как они потом будут работать вместе? Нет, он просто опьянел и сейчас придет в себя.

Надо поскорее доставить ее домой, вернуться к себе, принять холодную ванну — и вся дурь из головы вылетит Но пока он вез ее вдоль озера, на поверхности которого мерцали лунные блики, лица обдувал легкий ветерок.

Вдруг Орелия обернулась и тихонько вскрикнула.

— Что такое? — забеспокоился Лайэм.

— За нами едет карета с прикрытыми фонарями, вы видите? Она едет прямо за нами!

— Не волнуйтесь, — успокоил ее Лайэм, — просто карета держит тот же путь, что и наша. И, наверное, парочка влюбленных также любуется из окошка озером в лунном свете.

— Может быть, вы и правы…

«Бедняжка, она еще нервничает после случая в Дубовом парке. Надо ее отвлечь», — подумал он, и не нашел ничего лучше, чем пуститься в общие рассуждения:

— Жизнь сложная штука, не правда ли? Подкидывает нам многочисленные сюрпризы. Неординарные люди реагируют на них необычно, им приходится труднее, чем тем, кто живет и действует по шаблону.

— Вы имеете в виду себя самого? И меня тоже?

— Да. Нас обоих. К счастью, — напомнил он, — я рос в таких условиях, что мнение общества для меня ничего не значило. Со мной никто и не думал считаться.

— Зато теперь, — возразила она, — вас примут в любом обществе, если вы захотите.

— Не очень-то я к этому стремлюсь. Иных я просто избегаю. Это те, которые со мной и знаться не хотели, пока я не получил образования и не достиг некоторого успеха в своем деле. Я их опасаюсь и веду себя с ними сдержанно.

— Понимаю вас. Я тоже терпеть не могу людей такого сорта. С трудом сдерживаюсь, чтобы не высказать свое мнение о них откровенно.

Лайэм живо представил себе несимпатичных людей, с которыми Орелии приходилось держать язык на привязи.

— Да, вы меня понимаете, — заметил он.

— Эти люди придерживаются строгих принципов морали и особенно строги по отношению к женщинам. Но они не имеют права на это.

Лайэм уловил в ее спокойном тоне скрытый гнев и удивленно спросил:

— Когда же вы стали мятежницей?

— Всегда ею была. Мои сестры были кроткими ангелами, а я — несдержанной, неукротимым ребенком. Да еще вдобавок дурнушка. Меня звали в семье Черным Дроздом, Чернушкой, Чернавкой. Все говорили, что я странная.

— Вас называли Черным Дроздом? — спросил он удивленно, глядя на ее чудесный профиль. — Но теперь вы превратились в прекрасную экзотическую разновидность птицы, и дурнушкой назовет вас только слепой.

— Вы действительно так думаете?

— Вы же знаете. Я и раньше вам это говорил.

Он протянул руку к ее щеке и нежно погладил ее, и она не отпрянула, а только опустила глаза. Ему нужно было править каретой, и он отнял руку. Но отказать себе в удовольствии осыпать ее комплиментами, он не мог.

— Вы удивительно красивы, и ваши наряды всегда оттеняют вашу редкую красоту. У вас тонкий вкус. Это оранжево-розовое платье так нежно стекает с ваших плеч, обнажая стройную, такую красивую шею. Вы знаете, что вам подходит строгий античный стиль. Мне нравятся и ваши украшения — вы никогда не допускаете излишеств.

Сейчас на ней была тонкая золотая цепочка и золотые серьги с матовыми зелеными камнями.

— Спасибо за комплименты. Мне особенно приятно их слышать, потому что недавно меня упрекнули за дурной вкус.

— Ваша сестра?

— Нет.

— Ну, кто бы это ни был, суждение ошибочно.

Лайэм подозревал, что суждение высказал мужчина. Необычный стиль Орелии импонировал Лайэму, но он знал, что не всякий мужчина может оценить ее должным образом.

Лайэм остановил карету около заливчика, на поверхности которого бледно отражалась луна и пробегали легкие волны.

— Видите, озеро не спит, хотя ветра нет. Наверное, на другом берегу ветер или даже буря, — задумчиво сказала Орелия.

Он любовался чудесным видом озера и ею.

— Как вы чувствуете природу! Озерная вода говорит вам о себе.

— Вода еще холодна — только начало мая.