Птица за птицей - [16]

А может быть, на вашем снимке как раз должен был быть этот мальчик-изгой и вы только в самый последний момент заметили, что неподалеку от него оказалось чье-то семейство. Возможно, это его семья, а может, кого-то из одноклассников. Так или иначе, эти люди попали в кадр и будут на фотографии. И вот пленка извлечена из аппарата; вы проявляете ее, и теперь уже видно мужчину, женщину с младенцем на руках и двоих детей между ними.

На первый взгляд полная идиллия, но затем становится заметна какая-то драма — беда, что скалит зубы из-за плеча, словно бабуин в зоопарке. А потом на фотоснимке в левом нижнем углу вдруг вспыхивают ярко-красные цветы, на которые вы даже не обратили внимания; теперь же они переносят вас в другое место, в другое время, бередят и тревожат память. И вот, наконец, вы начинаете понимать внутренние связи, замечать тайные узы между этими персонажами. А ведь узы и делают нас людьми: создают нас, поддерживают, утешают, показывают нам, что мы есть и что нам по-настоящему дорого.

Нельзя заранее знать, какой получится картинка в итоге. Обычно знаешь только одно: тебя что-то привлекло, зацепило в этих фигурах. И ты разглядываешь снимок до тех пор, пока не поймешь, что именно привлекло внимание.

Всмотримся же как следует.

Лет шесть или семь назад меня попросили написать о спортсменах-инвалидах. Я довольно часто ходила на наши местные чемпионаты для людей с ограниченными возможностями. Во-первых, там выступали несколько моих добрых знакомых, во-вторых, я вообще люблю спорт — неважно, с ограниченными возможностями или безграничными. Так что я пришла на соревнования с большим интересом, но совершенно не представляя, какая из этого выйдет статья.

На таких состязаниях все происходит очень медленно; это ведь не «Формула-1». Тем не менее в них есть свой азарт, и я изо всех сил аплодировала и делала заметки.

Последним «уличным» мероприятием перед обедом был забег на двадцать пять метров. В нем участвовали люди с тяжелейшей инвалидностью, причем многие явно не очень хорошо понимали, что нужно делать. Они тащились и переваливались в самых разных направлениях: один мужчина медленно, как улитка, подбирался к трибунам, другой — к пьедесталу почета; обоих деликатно вернули на дорожку. Это тянулось до бесконечности. Был уже почти полдень; мы страшно проголодались. Наконец все пересекли финишную черту; мы, зрители, встали и собрались уходить — и тут вдруг заметили, что на дорожке, всего в двух-трех метрах от старта, есть кто-то еще.

Это была девушка-подросток лет шестнадцати, с нормальным лицом, но крохотным, скрюченным тельцем. Она почти висела на металлических костылях и буквально ползла вперед, переставляя один костыль на пяток сантиметров, подвигая ногу, затем переставляя второй костыль на несколько сантиметров, подтягивая вторую ногу. Смотреть на это было мучительно. К тому же я умирала от голода. «Ну давай же, скорей!» — мысленно стонала я, отирая пот со лба. А она все делала свои крошечные шажки. Наконец — по моим ощущениям, часа через четыре — она добрела до финиша и пересекла черту. Видно было, что она абсолютно счастлива — застенчиво, по-девчачьи.

Когда я выбралась с трибун и пошла обедать, со мной поравнялся высокий афроамериканец. Передних зубов у него не было. Он потянул меня за рукав кофты; я обернулась, и тогда он сунул мне в руки моментальный снимок, сделанный в тот же день. На снимке были он сам и его друзья. «Смотри, мы», — сказал он. Речь у него была невнятная, глухая и медленная, как на поврежденной пленке.

У двух его друзей на фотографии был синдром Дауна. Вся их троица выглядела невероятно довольной. Я полюбовалась на снимок и вернула его владельцу. Тот остановился, и мне тоже пришлось остановиться. Мужчина ткнул пальцем в себя на фото. «Крутой чувак», — сказал он.

И вот из этой картинки родилась вся моя статья. В тот момент я еще не знала, чем все закончится, но уже почувствовала, как что-то начинает складываться и оформляться.

После обеда я пошла в крытый зал; оказалось, что там в разгаре мужской баскетбольный матч. Мой беззубый темнокожий знакомец был звездой. Это легко было понять: никто еще ни разу не попал в кольцо, но игроки его команды все время передавали мяч ему.

Вообще-то игроки другой команды тоже передавали мяч ему… Вместо того чтобы забивать, мужчины медленно передвигались по площадке туда-сюда, оглушительно колотя мячом об пол. Никогда в жизни я не слышала такого громкого матча. Во всем этом была какая-то своя дикая красота. Я представила, как буду описывать эту игру в статье, как потом расскажу про нее студентам: про шум, про веселье. У меня в голове все прокручивался момент, когда девушка на костылях добралась до финишной черты. И вдруг моя статья проявилась из серо-зеленой мути. Я поняла, про что она будет: про то, как из самой страшной беды с годами можно научиться извлекать радость. Про красоту бескорыстного усилия. Я видела свой текст почти так же ясно, как фотографию «крутого чувака» с двумя его друзьями.

Зрительские скамьи в зале были заполнены до отказа. Прошло еще несколько минут; счет так и не открыли. И тут высокий темнокожий игрок медленно провел мяч через всю площадку, от края до края, бросил его вверх — и мяч попал в корзину. Зрители ревели, а игроки обеих команд во все глаза смотрели на кольцо — как будто оно вдруг вспыхнуло пламенем.