Казачий полк стоял на одном берегу Двины. На другом, высоком, расположились лагерем французские кирасиры. Заметили гвардейцы у берега сторожевой пост неприятеля. Руки чешутся. Кровь играет. Вот бы кого побить. Только как же к врагам подкрасться? За версту всё видит французский пост. И вот собралось человек десять. Расседлали они коней, разделись, взяли пики, ступили в воду, оттолкнулись от берега.
Казаки не без хитрости. Плывут так, что еле-еле чубы из воды виднеются. За гривы лошадиные держатся. За шеи лошадиные прячутся.
Глянешь с противоположного берега: плывёт табун рассёдланных лошадей — видать, от своих отбился.
Смотрят французы, довольны. Спустились они к реке. Поджидают живой гостинец.
Подплыли гвардейцы к чужому берегу. Почуяли землю. Вскочили. Схватили пики, перебили французский пост.
Расхрабрились совсем казаки. Мало им, что побили пост, решили ворваться к французам в лагерь.
Прыгнули на лошадей. Гикнули. Свистнули. Пики вперёд: уступай молодцам дорогу.
Обомлели французы: что за чудо — голые всадники.
Пронеслись казаки по лагерю, поработали пиками, развернули коней и назад.
Скачут, смеются:
— Я память двоим оставил.
— Мы с Гаврей троих прикончили.
— Я офицера, кажись, пырнул.
Весело озорникам. Только рано они смеялись. Поднялся по тревоге кирасирский полк. Помчались французы вдогонку. Зашли слева, справа. Погнали казаков на камни к крутому, словно стена, обрыву Двины.
Подскакали лейб-казаки к обрыву, придержали коней:
— Братцы, стена!
А кирасиры всё ближе и ближе.
— Н-да, плохи наши дела.
А кирасиры всё ближе и ближе.
Вот уже взлетели в небо тяжёлые кирасирские палаши.
— Эх, погибать, так со славою! — выкрикнул кто-то.
Похлопал казак скакуна по гриве:
— Спасай, выручай, родимый!
Взвился конь на дыбы. Метнулся, заржал — и в воду с обрыва.
Следом бросились остальные.
Дружна с удальцами удача. Никто не побился. Переплыли гвардейцы Двину. Прокричали:
— Привет французам!..
Бывший при полковом лагере штабной офицер возмущался:
— Голыми! Да по какому уставу! Его величества полк, и вдруг… Тут же конфуз для российского войска!
Доложил он Барклаю де Толли.
— Да, да, — соглашался Барклай. — А ну, садись-ка, пиши приказ: плетей казакам за бесстыдство, за геройство вручить медали.
Мчится курьер из Первой русской армии от генерала Барклая де Толли во Вторую русскую армию к генералу Багратиону.
Мчится курьер из Второй русской армии от генерала Багратиона в Первую русскую армию к генералу Барклаю де Толли.
Пробираются курьеры окружными дорогами. Объезжают французские сторожевые посты, обходят французские части. Стараются ехать то лесом, то балкой. Больше ночью и меньше днём.
Мчатся офицеры навстречу друг другу, съехались на половине пути.
— Ну как у вас в армии Первой?
— Ну как у вас во Второй?
Разговорились курьеры. Каждому хочется геройством похвастать.
— А мы под Полоцком девятьсот французов пленили, — заявляет первый курьер.
— А у нас под местечком Миром атаман Платов с казаками устроил засаду и порубал без малого целый французский полк, — отвечает курьер второй.
— А у нас генерал Коновницын под Островной сразился с самим Мюратом.
— А наш генерал Раевский под Дашковкой побил Даву>[3].
Спорят офицеры между собой. Один другому не уступает.
— У нас солдаты самые смелые.
— Нет, у нас самые смелые.
— У нас генералы самые умные.
— Вот и неправда: умнейшие в нашем войске.
Чуть не подрались курьеры. Хорошо, что шёл в это время лесом старик крестьянин. Остановили его курьеры:
— Рассуди-ка нас, старый.
Торопятся, перебивают один другого.
Выслушал молча крестьянин.
— Да-а, — произнёс.
Полез в карман. Достал яблоко, вынул нож, разрезал на две половины:
— Ешьте.
Съели курьеры.
— Ну, какая доля вкуснее?
Смотрят офицеры удивлённо на старого. Что за нелепый вопрос! Оно же из единого целого. Как же так, чтобы вкус у одного яблока и вдруг оказался разный!
Не ясен курьерам намёк крестьянский.
— Да-а, — произнёс старик. Смотрит — над лесом сокол кружит. Соколиными крыльями машет. Указал крестьянин рукой на небо. — Какое крыло сильнее?
Смотрят офицеры удивлённо то на сокола, то на крестьянина. Что за нелепый вопрос! Как же так, чтобы у сокола и крылья по силе вдруг оказались разные!
Опять не понимают офицеры намёк крестьянский.
— Ты нам головы не мути!
— Зубы не заговаривай!
— Э-эх! — Обозлился старик, выломил две хворостины. — А ну-ка снимай мундиры, — и вновь за своё: — Посмотрим, какая больнее хлещет.
Переглянулись офицеры. Хотели обидеться. И вдруг рассмеялись. Дошло наконец до спорщиков.
А до всех ли из вас дошло?
Соединились русские армии под Смоленском, приняли бой.
Два дня французы штурмуют город.
Атака. Снова атака.
Атака. Снова атака.
Топот солдатских ног. Пушек звериный рёв. Груды людей побитых.
Рвутся солдаты навстречу французам. Не ожидая команд, ударяют в штыки. Безрассудны герои. Картечь так картечь. Гранаты — пусть будут гранаты. Нет страха в солдатских душах. Один на роту французов лезет. Двое — на целый полк.
Бьются рядом полки: Симбирский, Волынский, Уфимский. Бьются другие полки и роты. Не уступает в геройстве сосед соседу.
Солдат из симбирцев Егор Пинаев ранен штыком в ключицу. Брызжет по телу кровь. Не слышит Пинаев боли:
