Птица-пересмешник - [49]

– Боюсь, не получится, досточтимый сэр, – успокаивающим тоном начал он. – Ввиду нынешней неординарной ситуации Дом правительства переполнен. Сэр Адриан и Изумрудная леди просили меня передать вам свои извинения и разъяснить, что имевшиеся в Доме правительства небольшие свободные площади уже заняты людьми, направленными британским правительством для изучения вопроса, связанного со строительством аэродрома.

– Уф! – сказал сэр Ланселот, концентрируя в этом единственном междометии высшую степень разочарования, отвращения, недоверия, горя и страдания – не многим удается добиться такой выразительности. – Что ж делать! Такие времена настали, что всем нам приходится учиться глотать горькое со сладким.

– Вы правы, сэр, – с улыбкой сказал Питер. – Вы и досточтимый Альфред Клаттер будете моими дорогими гостями. Я постараюсь, чтобы вы чувствовали себя как дома. А теперь, – сказал он, – милости прошу за мной. Вас ожидает целый парк королевских карет. Ну, друзья, по карета-ам!

Питеру удалось без проволочек расселить всю ораву в гостинице, а сэра Ланселота и досточтимого Альфреда он уютно усадил у себя на веранде и вручил каждому по большому стакану виски. Убедившись, что гости чувствуют себя превосходно, Питер рассыпался перед ними в извинениях и сообщил, что торопится на специальную встречу во дворец.

– Как – во дворец? – спросил сэр Ланселот, блеснув глазами; он даже не пытался скрыть своего изумления. – Ах да. Так, стало быть, вы направляетесь во дворец?

– Я езжу туда всякий раз, когда меня вызывают, – подтвердил Питер.

– Мне очень хотелось бы встретиться с королем Тамалавала, – сказал сэр Ланселот. – Мы большие друзья с герцогом Пейзанским, который, если мне память не изменяет, был его однокашником.

– Да, да, вы совершенно правы. А я вожу дружбу с лордом Гроттингли, который, если мне память не изменяет, тоже был его однокашником, – сказал досточтимый Альфред, стремясь не отстать от сэра Ланселота.

– А я на дружеской ноге с принцем Умберто Челлини, с которым, насколько мне известно, король хорошо знаком, – сделал ответный ход сэр Ланселот, грозя поставить досточтимому Альфреду мат. – Я уверен, что король будет рад услышать новости о своих друзьях.

– Конечно, сэр, я ему обо всем доложу, – сказал Питер. – А теперь, простите, я должен ехать.

В связи со сложившимися обстоятельствами король временно снял запрет на въезд в центр города механического транспорта; правда, пользоваться им было разрешено только правительственным чиновникам. Питер позаимствовал у полиции лендровер. Впрочем, население Дзамандзара так привыкло к безобидным королевским каретам, что решительно не желало менять свой образ жизни в связи с появлением смертоносных тарахтелок. Жители, как и прежде, медленно двигались по улицам, останавливаясь поболтать или даже поиграть в кости прямо на проезжей части. Питер негодовал, и все-таки ему пришлось снизить скорость своего механического экипажа до скорости королевской кареты, иначе он передавил бы полстолицы. В результате он опоздал во дворец на целых полчаса и вбежал внутрь в крайне взвинченном состоянии.

Его проводили в королевскую столовую, которую Кинги иногда использовал как конференц-зал. Это был милый зал, выкрашенный кремовой и салатовой краской, с бронзового цвета ковром и лепниной на потолке. Вся компания собралась на одном краю гигантского обеденного стола, во главе которого восседал Кинги в бледно-желтом халате; взгляд его, как всегда, выражал решимость и уверенность в себе. Справа от него ссутулился Ганнибал и, полузакрыв глаза, курил сигару. Слева, будто застыв, сидел сэр Ос берт. Его монокль был настолько прочно ввинчен в глазницу, будто составлял неотъемлемую часть тела. За ним сидел лорд Хаммер – дородный, мясистый, с черными как сажа волосами и розовым, как у младенца, лицом. Только острые фиолетовые глаза, похожие на лисьи, разрушали впечатление невинности. Его крупные короткие руки постоянно чертили золотым карандашом в роскошном блокноте какие-то невообразимые конструкции. Прибавьте к этому дорогую зажигалку, золотой портсигар и роскошный футляр от очков – и портрет готов. Когда Питер влетел в зал, все обернулись к нему.

– А, это вы, Питер, – сияя, сказал король. – С добрым утром! Наконец-то вы здесь… Ну, все в порядке, можем начинать.

– С добрым утром, Кинги, –сказал Питер, занимая место по соседству с Ганнибалом. – Простите за опоздание, но я забегался, размещая последнюю партию вновь прибывших.

– Понятно, – хмуро сказал Кинги. – И с ними – доблестный сэр Ланселот? Я не сомневался, что рано или поздно он даст о себе знать.

При упоминании этого имени лорд Хаммер чуть не выронил свой карандаш, а сэр Осберт изобразил на лице удивление.

– Сэр Ланселот? – выпалил он, еще крепче ввинчивая свой монокль в глазницу и глядя на Кинги так, как смотрит на монарха простой зевака, случайно оказавшийся на параде. – Тот самый сэр Ланселот Хейверли-Эггер? Так этот разбойник тоже здесь?!

– Как, вы знаете сэра Ланселота? – спросил Кинги.

– Знаю ли я сэра Ланселота? Не то слово! – с чувством произнес сэр Осберт. – До того осатанел, что и слышать о нем не хочется! Он из этих сумасшедших любителей животных. Чуть что, сразу лезет и затевает склоку! Нельзя копнуть лопатой землю, чтобы Он тут же не появился с кучей таких же, как он, чокнутых и не устроил скандала: мол, здесь нельзя строить, потому что это, видите ли, угрожает какому-нибудь редкому горностаю или ласке. Или, мол, нельзя осушать это болото, потому что здесь водится какая-то уникальная гадюка или жаба! Понимаете теперь, какая угроза от него исходит? Он же просто враг прогресса!