Птица-пересмешник - [22]

– Спасибо, сэр, – сказал Питер.

– И тебе привет, Ганнибал, мой милый друг… Ну что ж, пойдем, что ли, пропустим по маленькой… хм… Вы играете в бридж, мистер Флокс?

– Нет, сэр, боюсь, что нет, – сказал Питер.

– Как… в общем… так сказать… жаль, – огорчился Адриан. – Но, как бы там ни было, приходите к обеду.

– Спасибо, сэр, – сказал Питер и почувствовал, что страшно хочет пить. Ганнибал словно угадал его мысли и налил ему.

– Надеюс-сь, ш-што вам полюбится Зенкали, – прошипел губернатор. – Тропический рай… Скоро получим, в общем, так сказать, самоуправление… Старый порядок, понимаете, нуждается в переменах… Король у нас очаровательный… ну, словом, соль земли… Короче говоря, кончил Итон… Но королеву… это самое, будем чтить по-прежнему… будем, в общем, так сказать, страной – членом Содружества… Понимаете? Нет?

– Спасибо, ваше превосходительство, – мягко сказал Ганнибал. – Я уже все растолковал Флоксу.

– Здорово… здорово… – обрадовался сэр Адриан. – Заходите, пообедаем.

В этот момент дверь отворилась и из нее выступила, словно заводная кукла, леди Блайт-Уорик. Сначала Питер подумал, что она нарядилась на маскарад, ибо она с головы до ног была одета во все зеленое. Но оказалось, она всегда так одевается, и потому все называли ее Изумрудная леди. Не только платье, туфли и чулки у нее были зеленого цвета, но даже волосы отливали зеленым, даже в цвете ее кожи присутствовал зеленоватый оттенок, будто она выкупалась в цветущей воде и поленилась смыть с себя ряску. Леди была вся увешана изумрудами – браслеты, ожерелья, броши, медальоны. Стоило ей сделать шаг, как все это звякало, брякало, стукало. Осматриваясь, она делала быстрые движения головой, словно птица, а в руке у нее был изящной работы черепаховый слуховой рожок.

– Ах, Эмми… Да-да, это Флокс-младший… какой красавец… А это… в общем, так сказать… понимаете ли… ну, словом, моя супруга… – сказал сэр Адриан, делая при этом какие-то странные жесты, будто хотел освободиться от смирительной рубашки.

– Кто это, любезный мой? – спросила Изумрудная леди, взглянув на Питера и неуклюже присев в знак приветствия. Затем она не без труда вставила в ухо слуховой рожок, зацепив им за украшенную изумрудом сережку.

– Это мистер Флокс, моя дорогая, – сказал сэр Адриан, напрягая голосовые связки, так что голос его стал похож на глухой писк. – Очаровательный… статный… не правда ли?

– Как ты сказал, дорогой мой? Мистер… Флюс? – обрадованно произнесла Изумрудная леди. – Любопытно! Наверняка из старинного английского рода. Кстати, тебе не кажется странным, что в наше время многие страдают зубами? Стала челюсть как арбуз, как арбуз, как арбуз, у меня огромный флюс, грозный флюс, страшный флюс! И главное, вне зависимости от религии, класса и цвета кожи. Вот эскимосы, говорят, так маются зубами, что чуть не мрут от боли. А у южноамериканских индейцев – вовсе даже наоборот, там есть такое дерево, положишь капельку сока в дупло – и как рукой сняло. Но, как бы там ни было, мои цесарки вообще не страдают зубами! Вы любите цесарок?

– Обожаю, ваша милость, – сказал Питер.

– Ее милость разводит цесарок, – страдальческим голосом пояснил Ганнибал.

– О да, у меня много цесарок, – продолжала леди Блайт-Уорик. – Я обожаю их выращивать – такие умные птахи, ну просто как собаки, только с перьями. Приходите ко мне время от времени, будем вместе кормить их – это совсем нехитрое дело, они к вам быстро привыкнут… Ну, Адриан, пригласи теперь молодого человека на обед, – заявила Изумрудная леди. – Хочу познакомиться с ним поближе.

– Я уже пригласил его, любезная моя, – сказал Адриан. – Но он, в общем, так сказать… не играет в бридж. Ничего страшного, он все равно желанный гость… самый желанный.

Теперь, когда в разговоре участвовали оба супруга Блайт-Уорик, было ясно, что он затянется надолго, но так ни к чему и не приведет. Питер вздохнул с облегчением, увидев, что Ганнибал допил наконец последний стакан.

– Ну, я постараюсь, чтобы мистер Флокс чувствовал себя здесь как дома, – сказал он губернатору, – чтобы все у него было хорошо.

– Да вы… не волнуйтесь, мистер Флокс, все будет…

это… как его… в полном ажуре… в общем, так сказать, здорово, – изрек губернатор. – Был рад… с вами… Ганнибал знает здесь все… эти… как их… ходы и выходы… Приходите обедать, когда устроитесь… Да.

– Приходите обедать к нам, мистер Флокс, – сказала леди Блайт-Уорик, которая хоть и слышала, что ее благоверный уже пригласил гостя, тут же забыла об этом. – Я буду настаивать, чтобы и мой супруг пригласил вас особо. А после обеда поможете мне покормить цесарок. Да не забудьте взять с собой вашу очаровательную крошку жену – нам так хотелось бы познакомиться с ней поближе.

Питер и Ганнибал снова сели в повозки и, сопровождаемые эскортом собак, тронулись в путь. Ганнибал зажег длинную сигару и больше не проронил ни слова. Питер откинулся назад и задремал. Вскоре рикши выкатили на дорогу, бегущую вдоль Залива пересмешников. По пути попадались рощицы похожих на ели деревьев казуарин, отбрасывавших ажурные, словно выпиленные лобзиком, тени. У корней деревьев стлался широкий белый пляж, а за ним простирались чистые воды лагуны, так и манящие уставшего от жары путника. Время от времени рикши переезжали по мостикам через неглубокие ручейки, бежавшие меж черных как смола камней и блестевшие на солнце. То тут, то там попадались группы женщин, расстилавших свежевыстиранное белье на изумрудной траве – буйством красок они напоминали огромные цветочные клумбы. Когда повозки приближались, зенкалийки разгибали спины и махали путникам длинными смуглыми руками. Их лица озарялись белозубыми улыбками, а воздух оглашался приветственными возгласами, похожими на щебет птиц. У пляжа рядками стояли черные, словно морские свинки, каноэ, а возле них на искрящемся песке сидели на корточках рыбаки и чинили сети. Зеленые ящерки с оранжевыми головками, быстрые словно молнии, сновали перед повозками, а дарящие прохладу казуариновые рощи были полны птичьего гомона. Питер, который давно уже проснулся, жадно впитывал в себя дивные звуки и краски и думал, что никогда прежде не доводилось ему бывать в таком уголке земли, где сердце в одно мгновение наполняется ощущением счастья. И звуки, и краски, и воздух, и люди – все было таким, каким представлялось в самых дивных мечтах.