Птица Маук - [9]
— Снег? Ближе? С каждым годом все ближе, да?..
Нерхо кивнул. Удивленно спросил:
— Тоже дерево сказало?
Рау с удовольствием подтверждает:
— О, раньше снег лежал далеко…
Онкилоны не замечают перемены, которая вдруг происходит с Горюновым. Его веселья как не бывало. Брови нахмурены, губы плотно сжаты.
Из толпы снова спрашивают с детской готовностью продолжать магическую игру-гаданье:
— А будущее? Ты не сказал нам о будущем. Каким будет лето теперь?
Горюнов попрежнему глядит на снеговое кольцо в горах. Ответил неохотно:
— Холодным…
— А через три года? Через пять?
— Еще холоднее…
Он садится на свое место, погруженный в задумчивость. Вокруг по прежнему кипит веселье. Возобновляются пляски.
Взгляд Горюнова рассеянно блуждает по долине, потом, словно завороженный, поднимается к снеговым вершинам, где за белыми зазубринами гребня повисло солнце.
Да, первое ощущение не обмануло его. Когда он поднялся на гребень и удивительная зеленая котловина впервые открылась перед ним, ему представилось, что все вокруг эфемерно, как мираж.
Так оно и было. Мир этот был похож на одуванчик. Дунь на него — и нет его!..
Глава седьмая
ИСЧЕЗАЮЩИЙ МИР
…С порога пещеры, расположенной несколько выше дна котловины, открывается широкая перспектива.
Вдали, будто дразня, то появляются, то исчезают серебристые столбы гейзеров. Курятся испарения над озерами. Ветра почти нет. Покой разлит в воздухе.
В нише пещеры самодельные водяные часы. С хрустальным звоном падают капли, отсчитывая время. Горюнов, сидящий у порога, склонился над бивнем мамонта. Медленно, с видимым усилием, он высекает буквы. Через его плечо можно прочесть продолжение надписи:
«…кажущееся спокойствие, затишье перед бурей».
Горюнов склонился над бивнем мамонта.
Это очень кропотливая работа — такое примитивное письмо. Костяное долото соскакивает, буквы получаются острые, угловатые. Ни одному ученому, наверное, не давалось так мучительно его произведение, как Горюнову. Это не только умственный, но и физический труд.
Однако только так можно сохранить для науки важные наблюдения. Мысль о том, что даже после его смерти найдут и прочтут эти записи, поддерживает, ободряет Горюнова.
Когда станет ясно, что конец близок, что время существования острова измеряется не годами уже, а часами, драгоценный бивень будет со всеми предосторожностями уложен в яму, внутри поросшую мхом. Пропитавшись водой, — а воды на острове будет тогда избыток, — мох превратится в губку, которая преградит доступ воздуху. А сверху будет навален курган из камней.
Когда это будет? Очень скоро, может быть.
…Непрочность, странную иллюзорность всего окружающего Горюнов ощутил сразу после прихода на остров. Тогда еще при виде пышной зелени, при виде ярких цветов и бабочек им овладела боязнь, что все вдруг исчезнет, рассеется, как мираж. Первое ощущение! И оно, как всегда, было правильным.
Перед ним был исчезающий мир, теряющий яркость своих красок, тускнеющий на глазах…
«Остров онкилонов — не что иное, как кратер потухшего вулкана, недра которого еще сберегают тепло. Все сходится: форма котловины, наличие вулканических пород, горячие источники, наконец, фумаролы— струи дыма, выходящие из расщелин на дне ущелья, где приносят жертвы.
Кратер вулкана принято называть в геологии кальдерой. По-испански кальдера — котел. Определение это особенно точно в данном случае. „Котел“ подогревается снизу. Крышкой же, которая прикрывает его, служат туманы, которые постоянно висят над островом и препятствуют рассеиванию тепла.
Воздух в котловине вдобавок обильно насыщен углекислотой — результат вулканической деятельности. Редким сочетанием случайностей создалось подобие теплицы. Теплый и влажный климат в этом странном уголке в какой-то степени повторяет климат далекой от нас геологической эпохи…»
Записав это, Горюнов сидит некоторое время в раздумьи.
Удивительно, что мысль об этом не пришла ему в голову раньше. Ведь ряд островов в Арктике сформирован из вулканических пород. Мало того: в Исландии, на Камчатке и Аляске вулканы действуют и по сей день. Над снежными куполами Геклы, Ключевской сопки, вулкана Врангеля[4] до сих пор вьются зловещие черные дымки.
Многое из того, на что Горюнов не обращал раньше внимания, стало ясно ему отсюда, с острова онкилонов. И то, почему вблизи Камчатки бьют из-под снега горячие источники. И то, нечему на Аляске, под 61 градусом северной широты, водятся птички, близкие к роду тропических колибри. Тепло земных недр, вырывающееся наружу, самым неожиданным образом меняет климатические пояса.
Но на острове Горюнова влияние вулканизма на климат, конечно, нашло наиболее причудливое выражение.
В недрах Арктики возник оазис, во мраке полярной ночи затеплился, замерцал огонек.
Однако льды попрежнему вокруг. Их холодное, мертвящее дыхание не ослабевает. Все сильнее и сильнее колеблется огонек, вот-вот готовый погаснуть. Кончаются запасы тепла, земля под ногами остывает.
Это написано постепенно утончающимися, концентрическими кругами на срезе дерева. Разгадка острова. Его история. Его будущее…
Тогда, под стук праздничных барабанов, под одобрительный гул онкилонов, довольных удачным гаданьем, сразу все открылось перед Горюновым: они — на дне кальдеры, «котел» подогревается все меньше и меньше, гибель фантастического мирка неизбежна.
