Птица Маук - [10]

Это означало гибель и самого Горюнова: он понял и это. Мог ли он пытаться уйти отсюда тем же путем, что и пришел: больной, с искалеченными ногами? Вокруг на сотни километров расстилалась ледяная пустыня. Он не прошел бы и десяти километров.

А что бы он делал, если бы встретилась полынья? На острове много деревьев, из которых можно построить лодку, — но не с каменным же топором браться за ее сооружение?..

Осознав, что он пленник острова, Горюнов ощутил вместе с тем ни с чем не сравнимую гордость ученого. На его долю выпало счастье сделать за такой короткий срок два выдающихся географических открытия. Найден народ, считавшийся погибшим. Обнаружена в глубине Полярного бассейна земля, нахождение которой он предсказал.

Быть может, и тайна Маук как-то связана с этими двумя уже разгаданными загадками.

Представим себе, — размышлял Горюнов, — что Птица Маук — некое символическое обобщение, воплощение злых, враждебных человеку сил природы. Что может противопоставить природе онкилон? С какими возможностями вступает он ежедневно, ежечасно в борьбу с нею? Его оружие несовершенно. Его топор тяжел. Его копья часто ломаются, настигают зверя лишь на самом близком расстоянии.

Быть может, — продолжал размышлять Горюнов, — в мрачном культе Птицы воплощено также и ожидание. Известно, что животные зачастую инстинктивно чувствуют приближение опасности: крысы бегут с тонущего корабля, рыба уходит на глубину, чуя приближение бури. Подобно им, не чуют ли первобытные люди, что их остров обречен?

То, что из расщелин в ущелье выходит дым, онкилоны объясняют так — Маук варит пищу. Отсюда — ритуальные жертвоприношения. Ход рассуждений очень прост: чем больше пищи у Маук, тем теплее должно быть на острове. Ведь даже наступление ночи онкилоны связывают все с той же всеобъемлющей Маук. Считают, что прожорливая Птица проглатывает солнце, и оно, потускневшее, уменьшившееся в размере, просвечивает сквозь ее брюхо в виде луны.

Но почему тогда это птица? Не рыба? Не медведь? Не мамонт? Почему это воплощение зла по мифу приняло облик именно птицы, прежде чем превратиться в скалу, перед которой приносят жертвы?

И, наконец, почему самое первое из ее изображений, известных Горюнову, исполнено так реалистично и так мучительно напоминает ему что-то знакомое, уже виденное?..

…Через плечо Горюнова видно окончание надписи на бивне мамонта:

«…нет, я не ушел отсюда, и жизнь онкилонов стала моей жизнью».

Годы, прошедшие с того дня, когда дрейфующую льдину с Горюновым прибило к острову, были наполнены яростной борьбой с Маук.

Вслед за луком, который смастерил Горюнов, он ввел много других преобразований в жизнь онкилонов. Он помогал им жить, помогал им думать. Теперь гораздо более важным представлялось ему не столько объяснить этот исчезающий мир, сколько, по мере сил, отсрочить его гибель.

И все же с каждым годом труднее и труднее становилось добывать пищу. Зимы стали такими холодными, что некоторые животные, не приспособясь к перемене обстановки, вымирали. Птиц на остров прилетало все меньше.

Можно было бы испробовать земледелие. Это бы дало возможность продержаться еще несколько лет. Но густые леса в котловине были неуязвимы для каменных топоров. А железа, как ни искал Горюнов, на острове не было.

Нет, теперь он не бросил бы онкилонов, даже если бы представилась возможность уйти одному.

Ведь онкилоны безгранично верили в его доброту и могущество. По существу, они были детьми и доверяли ему, как дети доверяют взрослому.

Мог ли он теперь отступиться от них, оставить на произвол судьбы? Мог ли отказаться от единоборства с Маук?..

Глава восьмая ЗАВЕЩАНИЕ ГОРЮНОВА

Группа зевак сидит на корточках перед входом в пещеру. С напряженным любопытством они смотрят на вход, задернутый меховой шкурой.

Рау вытягивает шею, поднимается на цыпочки, пробует заглянуть внутрь, колеблется. Каждый раз, когда он делает движение к пещере, оттуда вылетают осколки камня, и он поспешно отскакивает.

Онкилоны возбужденно переговариваются:

— Что делал Горюн?

— Ходил по горам, собирал камни.

— Новое колдовство?

Нерхо, стоящий среди зевак, пожимает плечами. Несмотря на то, что он признанный друг Горюна, Нерхо так же мало осведомлен, как и все, и очень обижен этим.

— Никого не пускает к себе. Не пускает даже меня.

Рау, которого просто сводят судороги от любопытства, выталкивает вперед Кеюлькана.

— Пусть пойдет Кеюлькан. Он любит Кеюлькана больше всех.

Много лет назад Кеюлькан, сын Нерхо, был в числе мальчиков, обреченных в жертву Маук. Сейчас это подросток, хорошо сложенный, широкоплечий, с очень живым, открытым лицом и порывистыми движениями.

Откинув шкуру, прикрывающую вход, он быстро входит в жилище Горюнова.

Посреди пещеры возвышается груда осколков. Здесь есть кремний, есть обсидиан, кварц. Но Горюнов, повернувшись спиной к бесполезным камням, рисует что-то на земле. Он погружен в такую задумчивость, что не слышит шагов Кеюлькана.

Некоторое время Кеюлькан стоит неподвижно, с детским любопытством следя за тем, как Горюнов, бормоча непонятное, рисует, стирает, снова рисует. Но что же это? Кеюлькан вытянул шею. Показалось или на самом деле это запретные очертания птицы? Горюнов оглянулся, поспешно стер рисунок, встал.