Псы войны: пробуждение Ареса - [10]

В тусклом оранжевом свете одинокого фонарика, подвешенного к потолку палатки, едва различимы лица моих товарищей. Кажется, все они спят. Счастливчики.

Тек — мой друг, мы немало пережили вместе, но мне до сих пор тревожно рядом с ним. Он красивый, как кинозвезда, молчаливый и суровый, гораздо сильнее и умнее, чем я. Мы вместе проходили тренинг в Хоторне, а потом не раз воевали плечом к плечу, и меня все время мучило зловещее предчувствие, что однажды он выживет, а я нет. Впрочем, пока мы оба целы и невредимы, и во многом это заслуга Тека. На Красной планете ему нет равных, а дерется он как зверь.

Казах — тот совсем другой. Неотесанный деревенщина, коренастый парень с восточным разрезом глаз и треугольником иссиня-черных волос на лбу. Он приехал к нам на стажировку и получил повышение, прежде чем начальство успело раскусить его и сплавить обратно в деревню. Белоснежные зубы, слегка удлиненные клыки. Настоящий canis lupus[6] с хищной ухмылкой.

Может, не самый умный, зато надежный и хладнокровный — ни разу не потерял присутствия духа в бою или в другой экстремальной ситуации. Казах неплохо разбирается в людях, хоть и ошибается порой. Он по-восточному коварен — никогда не знаешь, что у него на уме. Я легко представляю, как он уносится от врагов на своем низкорослом коне, как мечет назад стрелы из кривого азиатского лука, успевая в промежутках отщипнуть кусок от лежащего под седлом сырого мяса. Во мне есть польская и немецкая кровь, а значит, несколько столетий назад предки Казаха резали и насиловали моих. Казах яростно опровергает эту версию: «Монголы — они ж красавчики, ваши женщины сами на них вешались». Что ж, чувства юмора ему не занимать. Иногда он откалывает такие убойные шутки, что помрешь со смеху, а за некоторые из его жестоких розыгрышей вполне могут отправить за решетку. Рядовым лучше держаться от него подальше.

Как ни странно, большинство наших товарищей относится к Казаху с симпатией — он, конечно, засранец, но ведь свой, к тому же, как и полагается засранцам, не лишен обаяния. Мне уже дважды доводилось воевать бок о бок с Казахом. Иногда он смотрит на нас так, что становится ясно: наш хитрый азиат намерен позаботиться о том, чтобы мы все вернулись домой в целости и сохранности, и глядя на свирепые огоньки в его глазах, я начинаю понимать тех женщин, которые вешались на шею монголам.

Во сне Казах насупился как обиженный мальчишка, видно, что-то его тревожит. И все-таки он спит и даже похрапывает. Завидую ему.

Я никогда не умел очаровывать окружающих. При желании я могу пустить пыль в глаза, но каждый раз после этого чувствую себя обманщиком. Люди должны знать, кто я на самом деле — просто хороший парень, напрочь лишенный обаяния. Впрочем, хороший ли? Скорее, заурядный. Большинство знакомых считает меня ничем не примечательным малым, но я не огорчаюсь по этому поводу. Только Джо, Тек, да еще, может, Казах видят во мне что-то особенное. Они мои лучшие друзья на этой пыльной, охваченной войной планете.

Проходит час или два. Я по-прежнему лежу без сна, хотя, может, я все-таки задремал, и мне только кажется, что я бодрствую. Снова срабатывает сигнализация. Теперь я абсолютно уверен, что не сплю. Тек становится на колени у мембраны, готовый задушить любого, кто сунется внутрь. Но из входного клапана показывается шлем с голубой полоской, и на красивом лице Тека отражается разочарование. Через мгновение в палатку вваливается посиневший от холода и недостатка кислорода капрал Линдсей Митч, или попросту Мишлен.

Тек воздевает руки к небу. Младший по званию! Наконец-то есть кем командовать. Впрочем, покладистым Мишлена не назовешь. Он с трудом вытаскивает застрявший в мембране ботинок. Воздух закупоривает вход с таким громким хлопком, что у нас закладывает уши. Мишлен валится на спину между Диджеем и Казахом, отбрасывает экран шлема и сгибается пополам в припадке кашля. Проходит несколько минут, прежде чем он может говорить.

— Связь отказала! — хрипит он. — Чуть не подох!

— Мы тоже рады тебя видеть, — приветствует его Казах.

— Кто это «мы»? — Мишлен обводит нас налитыми кровью глазами. Видит, что вокруг него только старшие по званию, но ничуть не смущается. Тек передает ему тюбик с борщом и пару сосисок, потом, неохотно, флягу с водой. Эта палатка не рассчитана на шестерых, а другой у нас нет, но что поделать?

Красные глаза Мишлена останавливаются на Теке.

— Хвала небесам, я в раю! Сам сержант Фуджимори прислуживает мне. А где непорочные девы? — шепчет он, едва разлепляя лиловые губы.

Ему, видно, совсем плохо, но он быстро приходит в себя. Мишлен подносит к глазам тюбик с борщом.

— Что это за дерьмо? Похоже на кимчи[7], только жидкое, — и он с оглушительным звуком пускает газы.

— А снаружи не мог пропердеться? — брезгливо спрашивает Тек.

У Мишлена нет сил извиняться. Он бормочет наши имена и звания и впадает в дремоту, точнее, ненадолго теряет сознание. Через двадцать минут он испуганно вскакивает. Садится на пол. Его бьет дрожь, глаза выпучены.

К этому моменту никто уже не спит.

— Чертовы капсулы, наверное, открылись слишком рано, — говорит Мишлен.