ПСС. Том 90. Произведения, дневники, письма, 1835-1910 гг. - [125]

2. 216—217^21—6. Дет[ская] Мудр[ость]....мы его выкормили. — Заметка и начало сценки для «Детской мудрости»; ни в один из законченных диалогов не вошли.

3. 217⁹. Анар[хизм]. — Возможно, что упоминание относится к статье «Пора понять», носившей первоначально заглавие «Анархизм» и писавшейся в сентябре — декабре 1909 г. (см. т. 38).

4. 217¹³. Стаховичу. — Михаил Александрович Стахович (1861—1923), с 1907 г. член Государственного совета, знакомый семьи Толстых; после Великой Октябрьской революции белоэмигрант. Упоминание Стаховича в Записной книжке и рядом с ним Гольденвейзера, очевидно, связано с намерением Толстого написать им письма. Известны письма Толстого к ним от 4 ноября 1909 г. (см. т. 80, стр. 171—172).

5. 217¹⁶.Гольденв[ейзеру]. — Александр Борисович Гольденвейзер (р.1875), пианист, профессор Московской консерватории, народный артист СССР; близкий знакомый Толстого (см. еще прим. 4).

6. 217²⁹. К Андрееву. — Леонид Николаевич Андреев (1871—1919), писатель (см. т. 58, стр. 368—371). Комментируемые записи Толстого связаны с чтением произведений Андреева, в связи с предполагаемым приездом в октябре — ноябре 1909 г. Андреева в Ясную Поляну. Однако Андреев приехал к Толстому только 21 апреля 1910 г. (см. т. 57, стр. 149—152 и т. 58, стр. 41).

7. 217³⁵. Послать 18 из июн[я] на 3 вопроса. — Имеется в виду мысли из отдела «Суеверие государства», помещенные под 18 июня в «На каждый день». На чьи «три вопроса» просил ответить Толстой, не установлено.

8. 218³. Деменский. — Деменка — деревня в 4 километрах от Ясной Поляны.

 

ДОПОЛНЕНИЕ

ПАТРИОТИЗМ И ПРАВИТЕЛЬСТВО

1

Мне уже несколько раз приходилось высказывать мысль о том, что патриотизм есть в наше время чувство неестественное, неразумное, вредное, причиняющее большую долю тех бедствий, от которых страдает человечество, и что поэтому чувство это не должно быть воспитываемо, как это делается теперь, — а напротив, подавляемо и уничтожаемо всеми зависящими от разумных людей средствами. Но удивительное дело, несмотря на неоспоримую и очевидную зависимость только от этого чувства разоряющих народ всеобщих вооружений и губительных войн, все мои доводы об отсталости, несвоевременности и вреде патриотизма встречались и встречаются до сих пор или молчанием, или умышленным непониманием, или еще всегда одним и тем же странным возражением: говорится, что вреден только дурной патриотизм, джингоизм, шовинизм, но что настоящий, хороший патриотизм есть очень возвышенное нравственное чувство, осуждать которое не только неразумно, но преступно. О том же, в чем состоит этот настоящий, хороший патриотизм, или вовсе не говорится, или вместо объяснения произносятся напыщенные высокопарные фразы, или же подставляется под понятие патриотизма нечто, не имеющее ничего общего с тем патриотизмом, который мы все знаем и от которого все так жестоко страдаем.

Говорится обыкновенно, что настоящий, хороший патриотизм состоит в том, чтобы желать своему народу или государству настоящих благ, таких, которые не нарушают благ других народов.

На днях, разговаривая с англичанином о нынешней войне, я сказал ему, что настоящая причина этой войны не корыстные цели, как это обыкновенно говорится, но патриотизм, как это очевидно по настроению всего английского общества. Англичанин не согласился со мной и сказал, что если это и справедливо, то произошло это от того, что патриотизм, воодушевляющий теперь англичан, дурной патриотизм; хороший же патриотизм — тот, которым он проникнут, — состоит в том, чтобы англичане, его соотечественники, не поступали дурно.

— Разве вы желаете, чтобы не поступали дурно только одни англичане? — спросил я.

— Я всем желаю этого! — ответил он, этим ответом ясно показав, что свойства истинных благ, будут ли это блага нравственные, научные, или даже прикладные, практические, — по существу своему таковы, что они распространяются на всех людей, и потому желание таких благ кому бы то ни было не только не есть патриотизм, но исключает его.

Точно так же не есть патриотизм и особенности каждого народа, которые другие защитники патриотизма умышленно подставляют под это понятие. Они говорят, что особенности каждого народа составляют необходимое условие прогресса человечества, и потому патриотизм, стремящийся к удержанию этих особенностей, есть хорошее и полезное чувство. Но разве не очевидно, что если когда-то эти особенности каждого народа, обычаи, верования, язык составляли необходимое условие жизни человечества, то эти самые особенности служат в наше время главным препятствием осуществлению сознаваемого уже людьми идеала братского единения народов. И потому поддержание и охранение особенностей какой бы то ни было, русской, немецкой, французской, англосаксонской, вызывая такое же поддержание и охранение не только венгерской, польской, ирландской народностей, но и баскской, провансальской, мордовской, чувашской и множества других народностей, служит не сближению и единению людей, а всё большему и большему отчуждению и разделению их.

Так что не воображаемый, а действительный патриотизм, тот, который мы все знаем, под влиянием которого находится большинство людей нашего времени и от которого так жестоко страдает человечество, — не есть желание духовных благ своему народу (желать духовных благ нельзя одному своему народу), ни особенности народных индивидуальностей (это есть свойство, а никак не чувство), — а есть очень определенное чувство предпочтения своего народа или государства всем другим народам или государствам, и потому желание этому народу или государству наибольшего благосостояния и могущества, которые могут быть приобретены и всегда приобретаются только в ущерб благосостоянию и могуществу других народов или государств.