ПСС. Том 88. Письма к В.Г. Черткову, 1897-1904 гг. - [36]

¹ Письмо Ц. В. Винер к А. К. Чертковой.

² Александр Петрович Иванов (1837—1912), переписчик, который время от времени жил в Ясной Поляне, переписывая рукописи Толстого.

³ Мария Александровна Шмидт (1843—1911), единомышленница Толстого, в течение многих лет жившая вблизи Ясной Поляны. См. т. 64, стр. 55.

⁴ Записки М. П. Новикова о том, как он отошел от православия. Частично напечатаны под заглавием «Старая вера» в «Материалах к истории старообрядчества и сектантства», под ред. В. Д. Бонч-Бруевича, в. III, Спб. 1910.

⁵ Предисловие к статье Карпентера «Современная наука», переведенной С. Л. Толстым и напечатанной в журнале «Северный вестник» 1898, № 3. Толстой ошибся, написав вместо «Северный вестник» — «Русский вестник».

⁶ Возможно, что Толстой имеет в виду окончание драмы «И свет во тьме светит».

⁷ Письмо Толстого Хилкову от 10 октября 1897 г. неизвестно.

* 471.

1897 г. Декабря 10. Москва.

Почти одновременно получил три письма ваши, дорогая, милая Галя. Последнее получил через Н[иколая] Д[митриевича],¹ старое, самое же новое — то длинное, в кот[ором] вы описываете мне вашу интимную жизнь. Это самое мне и нужно было и всегда нужно знать о тех, кого любишь. Не скучайте без сестер, а только больше натягивайте постромки всякой работы. И не скучайте, что работа ваша — не та ручная работа, к[оторая] нужна для вашего существования. Этого вы не можете и раз навсегда не помиритесь с этим, а признайте это. Смотрю я на Мар[ью] Алекс[андровну]. Ей 54-й год, она слабогрудая, почти всегда больная, не переставая работает и не позволяет себе пользоваться трудами других, и нельзя не умиляться, глядя на нее. Она теперь ослабела, устала и хочет отдохнуть, не может зимой сама носить воду и корм и наняла помощницу, но сама не переставая работает, ткет. И смотреть на нее утешительно и укрепительно. Но вы не можете этого. У вас другое: от вас другие требования, и вы с В[ладимиром] Г[ригорьевичем], как вам это ни кажется плохо, исполняете их. Мне видно это. Не будемте скучать, не будемте тосковать, — будем каяться перед собой, перед богом, а жить давайте, какие мы ни на есть, бодро и радостно. И если мы хорошенько, всей душой, покаемся, смиримся, а главное, уйдем от себя, а вступим в тот поток божеской жизни — любви, кот[орый] всегда тут же течет рядом с каждым из нас, так что нам сделать только надо броситься в него, и он понесет нас.

Я 4-й день в Москве, и главное впечатление от людей это то, что они все несчастливы. Для нас этого не должно быть. «Иго мое благо».² Если вы точно взяли Его иго, то не может быть недовольства, тоски, несчастья. Может не быть веселья, самодовольства, может и должно быть страдание за людей, но сами мы должны быть тверды, спокойны, радостны в неперестающей работе, когда есть силы. А нет сил, можем покорно и опять радостно ждать, когда они вернутся или когда получим новое назначение.

Много нужно писать писем. А хотелось хоть что-нибудь написать вам. Я в Москве, и мне хорошо, даже очень. Прощайте, целую вас. В[ладимиру] Г[ригорьевичу] напишу особо.

Л. Толстой.

10 дек. 97. Москва.

На конверте: Англия. Angleterre, Sandon, Chelmsford, V. Tchertkoff.

Ответ на письма А. К. Чертковой от 23 ноября — 3 декабря н. с. и 28 ноября.

¹ Н. Д. Ростовцев, гостивший у Чертковых в Англии.

² Евангелие от Матфея, гл. 11, ст. 30.

* 472.

1897 г. Декабря 13. Москва.

Ваше письмо, дорогой друг В[ладимир] Г[ригорьевич], вместе с рассказами Н[иколая] Д[митриевича] — он на всё нерадостно смотрит — произвели на меня, или, скорее, хотели произвести на меня грустное впечатление, но я не поддался и не поверил ни Рост[овцеву], ни вам. Жизнь и деятельность ваша полезна и очень и теперь, и еще более окажется полезной in the long run.¹ И унывать нам нельзя. Сколько бы мы ни падали, ни сбивались с дороги, ни засыпали на ней, мы знаем, что другого пути — другой жизни — нет, как та, кот[орая] дает благо неотъемлемое, и потому не можем не быть радостны и счастливы всякий раз, как вступаем опять в истинную жизнь, из кот[орой] нас на время выбрасывают наши слабости, про кот[орые], знает тот, кому мы хотим служить, тот, для кого и кем мы живем.

Вчера, выходя от Вульф,² заговорили с Ев[гением] Ив[ановичем]³ о боге. Я сказал про Анненкову,⁴ к[оторая] приехала в Москву, что вера в спиритизм есть признак слабости веры или вовсе неверия богу. Ев[гений] Ив[анович] сказал, что он не понимает бога внешнего, что он знает только бога в себе. Да ведь бог в себе так связан с той человеческой личностью, в кот[орой] он проявляется, что никогда наверно не знаешь, чист ли от меня тот голос бога, кот[орый] я слышу в себе. По тому затемненному моей личностью богу, которого я знаю в себе, я знаю бога чистого, неограниченного, кот[орого] нет во мне; или иначе — я должен отрешиться совсем от своей личности, чтобы познать бога. А когда я отрешился от своей личности, то бог, кот[орого] я познаю, уж не во мне, п[отому] ч[то] тогда нет личности. Так что со всех сторон, как ни поверни, — бога можно знать только вне себя. То, что мы знаем в себе, есть только путь, ведущий к богу, пуповина, связывающая нас с богом. А сказать, что бог во мне, значит сказать, что я не знаю бога. А мы с вами знаем бога, а зная его, нельзя ни ослабевать, ни унывать, ни отчаиваться. Это знание, вера, общение с ним всё исправляет, всё спасает; делает всё то, чего ищут евангелики в искуплении. Если веришь в бога, то не нужно ни искупления, ни таинства, всё дается одной верой в него — знанием его и любовью к нему. Не думайте, что это слово: любовью — я пишу необдуманно. Я нынешним летом в первый раз испытал это чувство, именно чувство любви к богу. Теперь я не могу восстановить его, но оно было, и я знаю, какое оно, и жду его. Как же нам не радоваться?