ПСС. Том 83. Письма к С.А. Толстой, 1862-1886 гг. - [13]

! глядя на конюшни, прежде полныя тысячными лошадьми и теперь пустыя или заставленныя одрами. — Я 4 года не былъ въ Пироговѣ, и ужасно грустно послѣ всего прежняго изобилія и богатства видѣть мерзость запустѣнія и среди запустѣнія городской домикъ съ убитыми щебнемъ передъ окнами дорожками. Домъ оказался нетопленъ, и мы пошли (мы, я перезябъ, особенно на козлахъ) пошли к прикащику, к[отор]ый есть удивительно жалкой и смѣшной dummer Junge,³ какъ я и объявилъ Келлеру.⁴ Въ хозяйствѣ Сережи⁵ мнѣ дѣлать нечего, хотя я чувствую, что и одной внушительной болтовней съ Старостой и Прикащикомъ я не безполезенъ. Сейчасъ сдѣлалъ ошибку. Загнали скотину крестьянскую, и одинъ мужикъ самовольно увелъ, я его напугалъ, и онъ пришелъ просить прощенья за это и онъ безъ носа и потому очень жалокъ, и я его простилъ, не штрафъ, но наказанье. И теперь раскаиваюсь. Саша съ Келлеромъ пошли на тягу, а я сижу съ попомъ, который говоритъ, что мужикъ этотъ потерялъ носъ, ходя къ аристократкамъ. Ѣсть намъ очень хотѣлось, но мы напились чаю, и Сережка⁶ намъ варитъ курицу. —

23 Апрѣля 4¹/₂ часа. Я проснулся въ 4, не смотря на то, что легъ въ 12-мъ часу, и сейчасъ перебудилъ всѣхъ, велѣлъ ставить самоваръ и закладывать лошадей. — Домикъ точно картонная игрушечка и прекрасно устроенъ до малѣйшихъ подробностей; но былъ такъ холоденъ, что мы обѣдали, или ужинали скорѣе, въ кухнѣ. Я все болталъ съ попомъ, а Сережка тутъ же, подлѣ насъ на плитѣ готовилъ кушанье.

Послѣ ужина я прошелъ въ подробности по всему дому и узналъ вещи Сережины (разный мелочи), которыхъ я не видалъ давно, которыя знаю 25 лѣтъ, когда мы оба были дѣтьми, и ужасно мнѣ стало грустно, какъ будто я его потерялъ навсегда. И оно почти такъ. Они спали наверху вмѣстѣ, а я внизу, должно быть, на томъ диванѣ, на которомъ Таня за ширмами держала его.⁷ И эта вся поэтическая и грустная исторія живо представилась мнѣ. Оба хорошіе люди, и оба красивые и добрые; старѣющій и чуть не ребенокъ, и оба теперь несчастливы; а я понимаю, что это воспоминаніе этой ночи — одни въ пустомъ и хорошенькомъ домѣ — останется у нихъ обоихъ самымъ поэтическимъ воспоминаніемъ, и потому что оба были милы, особенно Сережа. Вообще мнѣ стало грустно на этомъ же диванѣ и объ нихъ, <и> о Сережѣ, особенно глядя на ящичекъ съ красками, — тутъ въ комнатѣ, — изъ к[отор]аго онъ красилъ, когда ему было 13 лѣтъ; онъ былъ хорошенькой, веселой, открытый мальчикъ, рисовалъ и все, бывало, пѣлъ разныя пѣсни, не переставая. А теперь его, того Сережи, какъ будто нѣтъ.

Потомъ у меня въ ухѣ шумѣло и стало грустно о тебѣ (о Сережѣ меньшомъ я еще не жалѣю), и нашелъ страхъ, что я тебя оставилъ; потомъ заснулъ и видѣлъ во снѣ разныя лица изъ моего романа.⁸ — Ѣдемъ мы далѣе на Машинькиныхъ⁹ лошадяхъ, а Келлеръ въ телѣгѣ на моихъ съ пчельникомъ, к[отор]ый не приходилъ отъ того, что у него 3-го дня умеръ зять. Обѣщалъ мнѣ еще пчельникъ съ собой привесть (и съ Келеромъ) бабу кухарку. Боюсь, Келеръ бы не обидѣлся. Еще нанялъ мужика, Кондратья,¹⁰ жившаго у Сережи и разочтеннаго Прикащикомъ, именно съ той цѣлью, чтобы отдать его Сережѣ, когда онъ вернется. А по показаніямъ Келлера, Сережа имъ дорожитъ.

Хозяйственныя дѣла у Сережи и Маши, сколько можно видѣть при поверхностномъ обзорѣ, не дурны, и даже столяръ-прикащикъ не такъ дуренъ, какъ показалось сначала. — Вотъ что, пожалуйста, ты безъ меня не попускайся, какъ тебя въ это втягиваетъ Таня, a дѣйствуй, какъ бывало въ эти дни, когда ты сходишь къ Мышкѣ¹¹ и играешь на фортепіянахъ и только Сережа отрываетъ тебя. (Ежели Сережа будетъ нездоровъ, пришли ко мнѣ сейчасъ нарочнаго.) Я прошу не сидѣть, а ходить, для того что иначе (я имѣю дерзость думать) тебѣ будетъ грустнѣе безъ меня.¹² — Еще я буду писать тебѣ каждый день, какъ нынче, — все, хоть съ собой привезу, также и ты пиши, пожалуйста; но не посылай по почтѣ, не дойдетъ; а въ субботу вечеромъ вышли Якова,¹³ежели онъ придетъ и будетъ человѣкъ для уборки остальныхъ лошадей, то вышли Якова, съ лошадьми (подкованными) въ Лапотково,¹⁴ пускай онъ тамъ переночуетъ и Воскресенье ѣдетъ шажкомъ въ Сергіевское¹⁵ и тамъ тоже переночуетъ, ежели мы не пріѣдемъ въ этотъ день. Онъ привезетъ мнѣ твое письмо. Въ Лапотковѣ пускай онъ скажется на станціи, а въ Серьговскомъ пускай стоитъ у Черемушкина.¹⁶ Овса можетъ взять съ собой верхомъ 2 мѣры и что недостанетъ купитъ. Дорка¹⁷ ужъ вѣрно вамъ измѣнила. Ежели она не уѣхала, внушите Петру Федорову,¹⁸ что веревки, къ которой она привязана, или цѣпь онъ не долженъ отпускать ни на одну секунду. Прощайте, цѣлую ручки тетинекъ.¹⁹

Печатается по автографу, хранящемуся в АТБ. Впервые опубликовано по копии, сделанной С. А. Толстой, в ПЖ, стр. 4, раздельно от второй половины письма, опубликованной в ПЖ, стр. 5—7. Письмо, повидимому, было привезено в Ясную поляну Келлером, который, судя по письму Толстого, ездил вместе с ним в Пирогово, а затем Келлер уже упоминается в ответном письме С. А. Толстой от 24 апреля, как прибывший в Ясную поляну. Поездка Толстого в Пирогово стояла в связи с пребыванием М. Н. Толстой и С. Н. Толстого за границей: Толстой на время их отсутствия взял на себя заботы об их имениях и денежных делах. О результатах своих поездок Толстой так писал за границу в письме от 15 мая 1864 г. М. Н. и С. Н. Толстым: «Пироговские мужики, несмотря на мои поездки в Пирогово и жалобы Посреднику, не уплатили половины оброка и обещают через неделю. Деньги, которые я посылаю, собраны частью из Сережиного, частью из Машиного оброка, частью за рожь..... В Пирогове, впрочем, всё идет хорошо» (см. т. 61).