ПСС. Том 68. Письма, 1895 г. - [92]

Ответ на письмо Владиславлева от 29 октября 1895 г., в котором он предлагал Толстому подписаться под адресом, подносимым Н. Ф. Федорову его почитателями, с тем чтобы убедить его не покидать своего поста в Румянцевской библиотеке, где он оказывал всем неоценимые услуги своими знаниями и библиографическими советами.

¹ Николай Федорович Федоров (1824—1903) — библиотекарь Румянцевского музея, пользовавшийся чрезвычайной популярностью в кругах читателей. О нем и об отношении к нему Толстого см. т. 63, стр. 83.

² С ответным письмом от 8 ноября Владиславлев прислал Толстому для подписи адрес Федорову. Адрес Толстым был подписан, однако поднесен он не был, так как Федоров, чтобы избежать подношения адреса «согласился продолжать работать в библиотеке.

214—217. С. А. Толстой от 2, 3, 4 и 7 ноября.

218. А. И. Александрову.

1895 г. Ноября 2—9. Я. П.

Милостивый государь

Александр Иванович,

Очень сожалею, что теперь не могу ничем служить вашему полезному предприятию. Если бы случилось так, чтобы я мог успеть написать что-нибудь для вашего первого номера, то тотчас же пришлю вам.

Лев Толстой.

Печатается по листу 131 копировальной книги. Датируется на основании места в копировальной книге между письмами, датированными Толстым 2 и 9 ноября 1895 г., и записи в Дневнике от 9 ноября: «писал письма... Написал Баженову и еще три».

Александр Иванович Александров (р. 1861) — профессор Казанского университета по кафедре славянской филологии, впоследствии епископ Анастасий, ректор Петербургской духовной академии. Ответ на письмо Александрова от 10 октября 1895 г., в котором он просил Толстого принять участие в учреждаемом Казанским обществом трезвости небольшом ежемесячном журнальчике «Деятель».

219. И. Р. Баженову.

1895 г. Ноября 8—9. Я. П.

Милостивый государь, Иван Романович.

Я прочел вашу рукопись и нахожу, что основания ваших сомнений совершенно верны, но что средство, предлагаемое вами для разрешения их, не может достигнуть цели.

Все церкви, в том числе и русско-греческая, называемая православной, давно знают, что их догматы и писание, признаваемое ими священным, не только не священны, но исполнены бессмыслиц и противоречий, не выдерживающих критики, и потому единственная возможность для церквей сохранить свое положение, — а люди, составляющие церкви, их служители, дорожат им, — состоит в том, чтобы избегать всякого обсуждения догматов и писания, а основываться только на предании. Это они и делают и потому никогда не допустят настоящего собора.

Христианское человечество уже давно пережило ту церковную веру, которую столько веков выдавали за христианскую, так что теперь всякое серьезное рассмотрение основ этой веры неизбежно приведет к распадению ее, как гнилое дерево, которое стоит подобно живому, но стоит тронуть его, и оно распадется прахом.

Если бы и собрали собор, то он был бы таким же мошенническим и насильническим, какими были прежние так называемые вселенские соборы.

Настоящий же вселенский собор давно уже существует и, не переставая, работает и обнародовает выработанные им положения: собор этот состоит из всех тех людей, которые, во имя бога истины, исследуют писание, называемое священным, выделяя из него всё разумное и доброе, выкидывают, доказывая их нелепость и вред, установленные десятками людей, называвших себя пастырями и учителями (тем самым, чем Христос запретил называться), мнимохристианские догматы и выясняют смысл христианского учения. И собор этот соединяет всё большее и большее количество людей, иногда даже и не знающих про существование друг друга.

Для успокоения человека, который, как вы, не только усомнился в истине преподаваемого ему учения, но и понял, что оно не христианское, а еврейское (по-моему, оно даже не еврейское, а чисто языческое), есть только два пути: или, заглушая в себе голос совести, опереться только на предание, убедить себя, что истина в том, чему верило и верит большинство людей, стараться поддаться гипнотическому действию церковного одурения и не проверять утверждаемых церквами положений разумом; или, признав то, что разум дан нам не для того, чтобы вводить нас в обман, а для того, чтобы указывать нам истину, отдаться его руководству, не во имя праздного любопытства или тщеславия, а во имя спасения своей души и исполнения воли того бога, который дал мне разум. И тогда, не робея уже, не ожидая решения вопросов своей жизни, могущей через час кончиться, от собора, который соберется через год и определит для меня мое отношение к богу, а самому, с помощью всех тех людей, которые жили прежде меня и так же, как я, искали истины, с помощью этих людей, из которых первый и самый важный для нас Христос, оставивший свое учение в евангелии, — установить свое отношение к богу и жить по нем.

Я поступил так и с тех пор, как поступил так, чувствую такую, всё увеличивающуюся по мере того, как я приближаюсь к смерти, уверенность, что не могу не советовать каждому, усомнившемуся в том обмане, в котором воспитываемся мы и наш несчастный народ, избрать этот второй путь, не могущий привести ни к чему дурному, а только к полной уверенности, радости и к истинному единению людей между собой.