ПСС. Том 68. Письма, 1895 г. - [11]

Ваш старый приятель

Лев Толстой.

16 фев[раля] 1895.

Печатается по листу 142 копировальной книги.

Дмитрий Яковлевич Колбасин — брат писателя Елисея Яковлевича Колбасина, был близок к кругу журнала «Современник», знакомый Толстого с 1850-х гг. См. т. 47, прим. 678.

Ответ на письмо Колбасина от 5 февраля 1895 г. Оказавшись после смерти брата в трудном материальном положении, Колбасин обратился к Толстому со следующей просьбой: «Прочтя в газетах о предложениях вам американского журналиста, решаюсь убедительно просить вас, Лев Николаевич, сделать в мою пользу исключение: продать американцу листа два сочинений ваших и гонорар за оные пожертвовать мне, что даст мне возможность выкупить имение и под конец сложить старые кости на родном погосте, благословляя имя ваше».

35. М. А. Миловидову.

1895 г. Февраля 16. Москва.

Очень сожалею, что не могу исполнить вашего желания — выслать вам мои книги: их у меня нет, и достать их трудно. Самое удобное средство добыть их — выписать при случае из-за границы: из Берлина библиографического бюро¹ или из Женевы от Элпидина.² Ответа на вопрос вашего знакомого о том, на что полезное отдать деньги? не могу дать другого ответа, как тот, который дал Христос богатому юноше, именно: отдать деньги нищим, т. е. кому попало, тем, кто просит, только с тою целью, избавиться от них. На вопрос этот мне не раз приходилось отвечать, и я всеми силами души старался найти ответ и не нашел другого. Вчера еще целый вечер я провел с богатой женщиной, обратившейся ко мне с тем же вопросом, и мы ничего не нашли, кроме издания в Европе международного издания³ на 4-х языках, которое проводило⁴ бы идеи всемирного братства народов и сословий, т. е. уничтожения государственной обособленности и капиталистического и землевладельческого строя жизни. Попытаться можно, но едва ли и на такое предприятие нужны деньги. —

На второй ваш вопрос, о воспитании детей, могу ответить очень определенно. Общественное воспитание, как оно ведется у нас, прямо направлено и очень искусно организовано для нравственного извращения детей. И потому я считаю, что следует принести все возможные жертвы для того только, чтобы не подвергать детей этому извращению. Но при теперешнем устройстве школ даже и жертв не приходится приносить больших, так как преподавание в училищах ведется так плохо, что дома образованные родители могут сообщить в более короткое время более знаний. Всё это я говорю в том случае, если оба родителя согласны.

Желаю вам всего хорошего.

Лев Толстой.

16 февраля 1895. г.

Впервые опубликовано в газете «Русское слово» 1911, № 235 от 13 октября.

Михаил Александрович Миловидов (р. 1860) — бывший домашний учитель в семье приятеля Л. Н. Толстого И. И. Раевского. Познакомившись с идеями Толстого, он хотел следовать им и посвятить себя трудовой жизни крестьянина, о чем советовался с Толстым в своем письме от 2 августа 1886 г.

Ответ на письмо Миловидова от 5 февраля 1895 г., в котором он просилТолстого прислать ему «Царство божие внутри вас» и другие свои книги, а затем обращался с двумя вопросами: от имени своего знакомого купца Н. И. Токарева о полезном употреблении денег и от себя — о воспитании детей.

¹ «Библиографическое бюро» — см. письмо № 71.

² Михаил Константинович Элпидин (1835—1908) — политический эмигрант, живший в Женеве. В 1861 г. был уволен из Казанского университета за участие в революционном движении. В 1865 г. бежал из Казанской тюрьмы, после вынесения судебного приговора по делу о «казанском заговоре». В Женеве основал русскую типографию и книгоиздательство. Элпидиным было напечатано на русском языке большинство запрещенных в России произведений Толстого.

³ О проекте международного издательства см. письмо 59.

⁴В рукописи: «который проводил бы»

36. В. Г. Черткову от 17 февраля.

37. Н. Т. Изюмченко.

1895 г. Февраля 19. Москва.

Дорогой друг Николай.

Я прочел ваше последнее письмо к Е[вгеняю] И[вановичу],¹ в котором вы пишете, как дороги заключенным всякие вести, приходящие с воли, и я живо почувствовал это, и мне стало совестно, что я давно уже не написал вам. А писать мне вам хочется не только потому, что вам приятны могут быть мои письма, но и п[отому] ч[то] хочется сказать вам, как я вас помню и люблю и какое, думая о вас, испытываю смешанное чувство — жалости, страха, и радости, и торжества. Люди думают, что, засадив вас за решетку и стены,² они отделили вас от других людей, а напротив, они этим самым только теснее соединили вас с самыми близкими вам людьми. Еще поразило меня в вашем письме то, что между вами, сидящими вместе заключенными, страдающими от одной и той же власти, нет единения, а напротив, разногласие: одни хотят вас обращать в католицизм, другие в революционерство (как я понял). А казалось бы, как легко и естественно было бы всем быть согласными.

Все не могут не признавать того, что все произошли и находятся в зависимости от одного и того же начала, которое Христос называет отцом, и что смысл нашей жизни в том, чтобы исполнять его волю, волю этого начала, и употребить жизнь на то самое дело, для которого она дана нам. Дело же это, мы тоже все несомненно знаем, состоит в том, чтобы с каждым днем и часом этой жизни становиться самому бодрее, т. е. самоотверженнее, любовнее, и участвовать в том, чтобы сделать этот мир лучше хоть на крупинку, чем он был, когда мы вступили в жизнь. Самим сделаться лучше и мир сделать лучшим; в том, что в этом задача жизни человека, в этом, я думаю, все согласны. Всё же другое, если в этом согласиться, можно уступить или, по крайней мере, просить позволения не высказывать никакого мнения — ни о троице, ни о революции, ни о папе, ни о Марксе и т. п. Я, мол, от вас не требую никакой веры ни во что, кроме как в то, что нам надо стараться делаться лучше и мир делать лучше, и вы тоже не требуйте от меня веры в разные ваши кумиры.