ПСС. Том 67. Письма, 1894 г. - [37]

Ваше письмо показалось мне так искренно, что мне очень захотелось как можно яснее сказать вам, что могу, на ваши кажущиеся мне вполне разрешимыми вопросы. Я вчера написал вам другое письмо, но то показалось мне не достаточно ясным. Однако посылаю вам и то. Там то же сказано с другой стороны и, может быть, оно вам пригодится.

Любящий вас Л. Толстой.

Ответ на письмо от 12 февраля 1894 г. Веры Ивановны Минофьевой (р. 1872), слушательницы Высших женских курсов в Петербурге.

* 55. А. В. Бурову.

1894 г. Февраля 23—25? Москва.

Милост[ивый] гос[ударь],

Вам, вероятно, известно уже, что мучимый в продолжение 2-х лет в том ужасном заведении,¹ к[оторого] вы состоите начальником, Дрожжин умер от этих мучений. Причиной его страданий и смерти многие, но преимущественно вы, т[ак] к[ак] от вас исходили приказания о его мучениях. Знаю, как целым рядом обманов и заблуждений люди, находящиеся в одном положении с вами, приводятся незаметно к совершению самых ужасных злодейств, с убеждением, что они делают хотя тяжелое, но необходимое и потому полезное дело, поэтому не упрекаю и не осуждаю вас. Я не имею на это никакого права, т[ак] к[ак], вероятно, совершал и совершаю, не видя их значения, такие же, как и те ваши поступки, к[оторые] б[ыли] причиною смерти Дрожжина, но пишу, п[отому] ч[то] считаю это своею обязанностью перед богом. Будучи случайно поставлен в такие условия, в к[оторых] мне со стороны видно всё значение совершившегося дела, я считаю своею братскою обязанностью перед вами указать вам на значение вашей деятельности. Поступок, совершенный вами (и поступков таких, сколько мне известно, совершено вами сотни, и такие дела постоянно совершаются в вашем ужасном заведении), поступок ваш по отношению к Др[ожжину] один из самых ужасных грехов, которые только могут совершать люди. — Вы в страшных физических страданиях убили не только невинного, но святого человека, страдавшего за истину, за учение того, кого ваши же начальники и вы сами признаете богом. Вы думаете в своей душе и скажете, вероятно, что, делая то, что вы делали, вы исполняли закон службы и присяги, приказания высшего начальства, государя, к[оторому] вы не могли не повиноваться. Вы скажете это, но в глубине души, перед богом, вы знаете, что это неправда. Есть закон выше всех законов гражданских и военных, закон, незнанием к[оторого] действительно никто не может отговариваться, и есть начальство гораздо более высшее, чем все императоры в мире и от власти которого и обязанности повиноваться к[оторому] мы никогда не можем освободиться. И по этому закону вы не могли участвовать, а тем более руководить истязаниями и убийством невинного человека, поставленного виновным только за то, что он не хотел убивать и готовиться к убийству. Истязая и убивая этого человека, вы поступали прямо противно воли известного вам закона и против высшего начальства. И это вы в глубине души знали.² Простите меня, пожалуйста, если письмо это огорчит вас. Я повторяю, что в мыслях не имею осуждать вас, а пишу только п[отому], ч[то] боюсь — молчание будет нарушением того самого высшего закона, к[оторому] мы все одинаково подлежим. Если я ясно и несомненно вижу ваше ужасное заблуждение, позволяющее вам продолжать служить вообще в военной службе и в особенности в том зверском учреждении, в к[отором] вы состоите начальником, то я не имею права молчать об этом перед вами и другими людьми, находящимися в таком же заблуждении, как и вы. От вас зависит сказать себе: с какого права он лезет учить меня, в таком духе осветить и продолжать свою вредную деятельность или подавить в себе то неприятное чувство, к[оторое] вызовет в вас это письмо, подумать перед богом, заглянуть в свою совесть и бросить то ужасное дело, к[оторым] вы заняты, каких бы это ни стоило вам лишений.

Братски любящий

Л. Т.

Печатается по автографу-черновику. На автографе рукой Д. П. Маковицкого надпись: «К Бурову, начальнику дисциплинарного батальона». Датируется на основании слов в письме к В. Г. Черткову от 26 февраля 1894 г.: «Теперь я чувствую потребность написать Бурову... и написал, но не послал еще».

Алексей Васильевич Буров — полковник. В 1892—1894 гг. был начальником дисциплинарного батальона в Воронеже и отличался особенно жестоким обращением с заключенными.

¹ Товарищ Дрожжина Н. Т. Изюмченко, одновременно с ним отбывавший наказание в Воронежском дисциплинарном батальоне, составил записки, в которых обрисовал фигуру начальника батальона Бурова, занятия заключенных и режим этого «зверского учреждения». См. «В дисциплинарном батальоне. Записки Н. Т. Изюмченко», опубликованные в Англии под ред. В. Г. Черткова «Свободным словом», № 97, Crhistchurch, 1905.

²Зачеркнуто: Отговариваться тем, что вы, убивая невинного человека, исполняли приказание высшего, так же не действительно, как была бы отговорка низшего чина, поступившего противно закону и приказанию фельдмаршала, п[отому] ч[то] ему это приказал ефрейтор.

* 56. О. Б. Рихтеру.

1894 г. Февраля 23—25?. Москва.

М[илостивый] г[осударь].

Пишу вам о деле детей Хилковой,* отнятых¹ у матери противно всем законам божеским и человеческим и с жестокостью, свойственной только каким-нибудь диким курдам или зулусам. Описывать этого дела я не стану. Ваша совесть, вероятно, не переставая напоминает вам об этом зверстве и вашем участии