ПСС. Том 53. Дневники и записные книжки, 1895-1899 гг. - [8]

«Господское» искусство оторвалось от насущных интересов и нужд народа и превратилось в «баловство грабителей, паразитов, ничего не имеющих общего с жизнью». В литературе преобладают «романы, повести о том, как пакостно влюбляются, стихи о том же или о том, как томятся от скуки. О том же и музыка. А жизнь, вся жизнь кипит своими вопросами о пище, размещении, труде, о вере, об отношении людей», — пишет Толстой (стр. 101).

Сила подлинного искусства — в его духовном воздействии на людей и, следовательно, в его высоком нравственном содержании, в глубине мысли, в ясности и доступности формы. Современное же буржуазное искусство, рассчитанное на избранных, «лезет в утонченность», непонятно народу, лишено серьезной и нравственной основы. «Искусство, становясь всё более и более исключительным, удовлетворяя всё меньшему и меньшему кружку людей, становясь всё более и более эгоистичным, дошло до безумия — так как сумасшествие есть только дошедший до последней степени эгоизм. Искусство дошло до крайней степени эгоизма и сошло с ума» (стр. 122).

Этому общему печальному состоянию буржуазного искусства Толстой противопоставляет достижения народного искусства. «Поэзия народная всегда отражала, и не только отражала, предсказывала, готовила народные движения... Что может предсказать, подготовить поэзия нашего паразитного кружка?» — иронически спрашивает Толстой. И отвечает: «Любовь, разврат; разврат, любовь» (стр. 126).

То же происходит и в декадентской музыке. «Нет мыслей, нет мелодий, и берется какая попало бессмысленная последовательность звуков, и из сочетаний этих последовательностей, ничтожных, составляется какое-то скучное подобие музыки» (стр. 135).

Подлинное искусство, по глубокому убеждению Толстого, бескорыстно в самой своей основе, — удовлетворение художника заключено в его творческом труде, в той пользе, которую он приносит людям. В буржуазном же обществе искусство, «вместо того, чтобы служить людям, эксплуатирует их» (стр. 151).

Справедливо обрушиваясь на все эти коренные пороки искусства в собственническом мире, Толстой совершает, однако, грубую ошибку, относя к «господскому», не нужному народу искусству крупнейшие творения мировой культуры, в том числе и собственные художественные произведения.

Дневники писателя содержат несправедливые нападки на Данте, Шекспира, Гете, Бетховена, Микель-Анджело и других великих художников прошлого, чье творчество развивалось в условиях феодально-буржуазной цивилизации. «Вину» этих, по его мнению, «ложных авторитетов» Толстой видит в том, что многие их творения лишены религиозно-нравственной основы и послужили бездарным и продажным людям образцом для подражания. Виной их, по Толстому, является и то, что многие из созданных ими произведений непонятны народу, недоступны ему.

Толстой справедливо указывает на то, что в собственническом мире, в условиях духовной нищеты и забитости масс, великие творения искусства действительно не доступны народу. Но ведь причина этого лежит отнюдь не в самих художественных творениях, а в тех социальных условиях, на которые обречены широкие народные массы. Чтобы сделать искусство доступным широким массам во всем мире, сделать «достоянием всех, нужна борьба и борьба против такого общественного строя, который осудил миллионы и десятки миллионов на темноту, забитость, каторжный труд и нищету, нужен социалистический переворот»,^[26] — писал Ленин.

Глубоко несправедлив и упрек Толстого великим прогрессивным художникам прошлого в том, что их творения якобы лишены высокой моральной идеи. Да, они лишены моральной идеи в том религиозно-нравственном смысле, в каком ее понимал Толстой, они действительно не содержат идей непротивления, пассивности, покорности. Но они содержат другие идеи, делающие их дорогими прогрессивному человечеству, — идеи свободы, человеколюбия, справедливости, идеи верности родине и любви к ней, идеи мира и дружбы между народами, идеи демократизма и гуманизма — идеи, столь близкие и самому Толстому.

И, наконец, не вина великих художников прошлого, если социальный строй корысти и насилия порождал и до сих пор порождает в капиталистическом мире эпигонов и мракобесов, опошляющих и извращающих великие произведения мировой культуры. Только в социалистическом обществе, свободном от эксплуатации и угнетения, в обществе, где хозяином всех культурных ценностей является народ, нет и не может быть места буржуазной фальсификации искусства, формалистическому эпигонству и декадентщине. Народные массы творят в социалистическом обществе новое искусство, озаренное высокими идеалами коммунизма, но они глубоко чтут, сохраняют и критически осваивают передовое искусство прошлого.

Источником ошибок Толстого в оценке культурного наследия прошлого, как и других слабых сторон его взглядов на искусство, является его религиозно-нравственное учение, основой которого служит идея непротивления злу насилием и всеобщей любви. Исходя из этой идеи, Толстой внес в свой эстетический кодекс ряд положений, находящихся в резком противоречии с принципами народного, реалистического искусства. Основным содержанием искусства, по его мнению, должно быть «высшее религиозное сознание эпохи». Мировое искусство потому и деградировало, утверждает он, что представители высших классов, утратив веру в официальную религию, не обрели другой, более высокой, религии. Возрождение искусства, пишет Толстой, возможно лишь тогда, когда оно станет «орудием перенесения религиозного христианского сознания из области разума и рассудка в область чувства».