Изменился финал романа. Катюша выходит замуж не за Нехлюдова, а за политического ссыльного. Нехлюдов же возвращается к барской жизни. В произведение вводятся новые сцены (описание богослужения в тюремной церкви), шире показан тюремный быт.
В январе 1899 года была закончена четвертая редакция «Воскресения», близкая к окончательному тексту. В нее было внесено особенно много дополнений. Она отличается от предшествующих редакций еще большей силой социального обличения. Толстой вводит в роман образы графини Чарской и ее мужа, барона Кригсмута, мрачного изувера Топорова, прототипом которого послужил обер-прокурор «святейшего синода» Победоносцев, и других представителей правящих классов. При их изображении с особой силой проявились в романе «самый трезвый реализм, срыванье всех и всяческих масок»>[30] — важнейшие черты художественного метода Л. Толстого.
Работа не прекращалась и после того, как рукопись романа была направлена издателям. В корректуры и гранки романа Толстой вносит громадное количество исправлений. В течение 1899 года он дважды дорабатывает и переделывает «Воскресение». В итоге этой работы текст произведения вырос почти вдвое. Появилась новая, третья, часть романа, посвященная сибирской жизни Катюши и других героев. В последних редакциях сильно подчеркнуто положительное влияние политических ссыльных на Катюшу Маслову. Катюша, а не князь Нехлюдов, переживает подлинное «воскресение».
Дневники и Записные книжки Толстого, относящиеся к эпохе создания «Воскресения», помогают глубже понять сложное идейное содержание романа, свидетельствуют о громадной работе писателя над поисками такой художественной формы, которая вмещала бы в себя многообразный жизненный материал, почерпнутый из современной Толстому действительности.
В Записных книжках за 1895—1896 годы есть много страниц с заметками, сделанными Толстым во время посещений суда, тюрьмы. Из этих записей (см. стр. 254—256, 267, 272 и др.) видно, с какой пытливостью изучалась писателем «живая жизнь», воплощенная затем с изумительной достоверностью в его романе.
В середине 90-х годов Толстой приступил к работе над повестью «Хаджи-Мурат». Его Записная книжка № 1 (июль — декабрь 1896 года) свидетельствует о глубоком изучении материалов, относящихся к теме произведения.
«Когда я пишу историческое, — указывал Толстой, — я люблю быть до мельчайших подробностей верным действительности».>[31] Страницы Записных книжек Толстого, публикуемых в настоящем томе, служат яркой иллюстрацией к этим словам художника. Изучая материалы исторического и этнографического характера, Толстой делал большое количество выписок и заметок, содержащих сведения о быте горцев, их поэтическом творчестве, их языке, обрядах, верованиях, обычаях.
Не ограничиваясь «Сборниками сведений о кавказских горцах», откуда Толстой сделал большое число выписок, он обращается к целому ряду лиц с просьбой просмотреть для него в архивах материалы, касающиеся Хаджи-Мурата, сообщить подробности о его жизни, внешности, характере. Широко используя историческую и мемуарную литературу, Толстой относится к ее «показаниям» придирчиво, как подлинный исследователь.
Первый набросок своей «кавказской повести» Толстой пишет в три дня. Сначала он был целиком поглощен историей своего главного героя, перипетиями его личной жизни. Подобно тому, как в начале работы над «Воскресением» Толстой был увлечен главным образом личной историей Нехлюдова и не «запахивал» глубоко пласты народной жизни, как это он сделал позже, так и сейчас, в первых набросках «кавказской повести», он сосредоточивает свое внимание преимущественно на трагической истории Хаджи-Мурата, не затрагивая пока глубоких социальных явлений эпохи.
Быстро набросав первый вариант повести, Толстой остался им недоволен. «Написал о Хаджи-Мурате очень плохо, начерно», — читаем в его Дневнике 14 сентября 1896 года. «Перечел Хаджи-Мурата, не то» (запись 23 октября 1896 года).
Работая над повестью, Толстой стремится показать судьбу главного ее героя не изолированно, а в тесной связи с историческими событиями 50-х годов прошлого века. Он говорил по поводу своей повести: «Меня здесь занимает не один Хаджи- Мурат с его трагической судьбой, но и крайне любопытный параллелизм двух главных противников той эпохи — Шамиля и Николая, представляющих вместе как бы два полюса властного абсолютизма — азиатского и европейского».>[32] И Николай и Шамиль показаны в повести как два жестоких деспота, свирепо подавлявших всех, кто не покорялся их тупой власти.
Отношение Толстого к личности Хаджи-Мурата отчетливо выражено в дневниковой записи от 4 апреля 1897 года. «Вчера думал очень хорошо о Хаджи-Мурате, — отмечает Толстой, — о том, что в нем, главное, надо выразить обман веры. Как он был бы хорош, если бы не этот обман» (стр. 144).
В соответствии с этой записью Толстой рисует Хаджи- Мурата в повести бесстрашным, выносливым, наделяет чертами личного обаяния. О его необычайной жизнестойкости напомнил художнику куст татарина (репья) — «отстаивает жизнь до последнего, и один среди всего поля, хоть как- нибудь, да отстоял ее» (стр. 100). Этот замечательный образ послужил Толстому художественным «ключом» для раскрытия характера героя повести.
