ПСС. Том 50. Дневники и записные книжки, 1888-1889 гг. - [45]

.⁸⁰ Кабы все знали это?! Лег в 11, и нынче 12 И. Я. П. 89. встал в 8-м, проводил Дьякова. От Файнермана письмо, к[оторое] прочла С[оня] и к[оторое] очень огорчило ее. Он пишет о моем кресте, предвидя мои мучения в том, что я живу в таких условиях, к[оторые] мне противны и которые] я хочу и колеблюсь изломать. Противны да, но колебаний в том, чтоб изломать, нет, п[отому] ч[то] я знаю, что это как болезнь, старость, смерть, благие условия жизни моей, а потому и противность не болезненная, а крест, значение к[оторого] он не понимает. Крест значит неприятное, больное, тяжелое, несомое как неизбеж[ное], необходимое, от Б[ога] посланное и потому уж не неприятное, не больн[ое], не тяжелое, а такое, без к[оторого] бы б[ыло] не приятно, не ловко и не естественно. Это то же, что получить на спину неожиданную, непризнаваемую необходимой тяжесть, скажем в пуд (ведь это мука) или несение мешка с пудом муки для пищи своей и детей. 12-й час. Хотел пахать, но едва ли пойду.

Не пахал. Не помню, как провел вечер.

13 И.Я. П. 89. Встал в 4. Поехал пахать с Ругиным. Очень б[ыло] жарко, но очень хорошо. После обеда на покос, свез три воза и кончил покос. Очень дурно ел и нездоровится. Дурно спал во всех смыслах.

14 И.Я. П. 89. Встал в 9-м. Приехал Романов от Алехина. Очень приятный и ясный человек. Письмо от Горбунова. Преувеличенное. С Р[омановым] погорячился за разговоры об обществе трез[вости] и просил его прощения. Обедали все вместе наверху. Ур[усов] вчера даже о математике спорил. Неясность [от] вина и куренья поразительная. Теперь 6 часов.

Пошли гулять, покосили рожь. Вернувшись домой, встретил озлобление С[они] на Романова за то, что он в кухне удивлялся на то, что за 12 господами ходят 16 слуг и не одобрял это. Я с ним много говорил и не перед Богом, а дорожа славой человеческой — дурно. Вообще я последнее время духовно упал, должно быть от работы.

15 И. Я.П.89. Встал в 7-м, проводил гостей, свез их на Козловку. Вчера милый Ругин конфузясь сказал мне, что у Еропкина его заподозрили в сифилисе, который он мог иметь по прежней жизни. Нынче утром сказал Р[оманову] о собственности и общине, и что всё дело не в общине, а в том, чтобы исполнять сознанный закон, одно из положений к[оторого] неимение собственности. И что если бы держаться этого, то вышла бы не община, а совсем другое. Он кротко и добро слушал. Вернувшись, пописал Кр[ейцерову] Сон[ату], но б[ыл] очень слаб. Очень хочется писать. Надо работой физич[еской] не насиловать себя. Читал New Christianity. Говорил Урусову на то, что он сказал, что пострижение в монахи помогает доброй жизни. Сказал: Христос указал нам путь и верующие видели его всегда перед собой как прямую линию. Дело нашей жизни свести движение наше к этой прямой. Движение наше не сходится с этой прямой, а пересекает и окружает ее, как спираль. Отступление наше от прямой заставляет нас страдать и вот вместо того, чтобы продолжать усилия приближаться к прямой, мы придумываем приемы, к[оторые] бы скрывали от нас наше отступление: жертвы, молитвы, таинства, причастие, вера в искупление. Но всё это великий грех, п[отому] ч[то] уничтожает усилие — одно нужное. Нужно стремиться сначала, и опять сначала, и тогда получится сила, особенно от сознания того, что спираль постоянно приближается к прямой и неизбеж[но] должна слиться с ней. Теперь 9. Иду пить чай.

Затеяли вечный, один и тот же разговор о хозяйстве — унывая, отчаиваясь, осуждая друг друга и всех людей. Я попытался сказать им, что всё дело не за морями, а тут под носом, что надо потрудиться узнать, испытать и тогда судить. Лева начал спорить. Началось с яблочного сада. С упорством и дерзостью спорили, говоря: с тобой говорить нельзя, ты сейчас сердишься и т. п. Мне б[ыло] очень больно. Разумеется С[оня] тотчас же набросилась на меня, терзая измученное сердце.⁸¹ Было очень больно. Сидел до часа, пошел спать больной.

16 И. Я. П. 89. Еще вчера вечером Л[ева], сознав, что нехорошо, хотел просить прощенья; но нынче поговорил о том, что он виноват, с большой развязностью. Кто кается, тот любит униженье, а не боится его. Я очень болел сердцем всё утро. Ходил купаться. Взялся б[ыло] за работу, К[рейцерову] С[онату], не идет. Спать тоже не мог: всё думал. Как бы надо поступить? И всё не то. Надо думать только о нынешнем часе, чтобы исполнить волю пославшего. Молился, и молитва уяснила. Да, жить, исполняя без конца, без цели, а только по указанному Им направлению. Думал: какое удивительное дело — неуважение детей к родителям и старшим во всех сословиях, повальное! Это важный признак времени; уважение и повиновение из за страха кончилось, отжило, выступила свобода. И на свободе должно вырасти любовное отношение, включающее в себя всё то, что давал страх, но без страха. Так у меня с одной М[ашей]. Боюсь говорить и писать это. Чтобы не сглазить, т. е. не разочароваться. Теперь 3-й час, пойду гулять. С Ур[усовым] хорошо беседуем с глазу на глаз.

После обеда сидел дома, пришли 5 гимназистов, я поговорил с ними недостаточно серьезно. Один в общ[ество] трезвости. Ходил и думал о молитве, как надо молиться. Лег поздно.