ПСС. Том 36. Произведения, 1904-1906 гг. - [167]

————

** [ВАРИАНТ К РАССКАЗУ «ЧТО Я ВИДЕЛ ВО СНЕ...»]

<Чѣмъ больше она росла, тѣмъ больше онъ любовался ей: любовался ея граціей, ея ловкостью, ея милымъ, небольшимъ, вѣрнымъ голоскомъ,⁴⁹ когда она пѣла, и радовался на ея любовь къ себѣ и еще больше на то чувство нѣжности, которое онъ испытывалъ къ ней, такое, какое не испытывалъ ни къ одному изъ дѣтей.

Онъ старался не выказывать этого чувства, но по своей натурѣ, боящейся всякой сантиментальности, и еще потому, что видѣлъ какъ жена, странно сказать, ревновала его къ дочери и чѣмъ больше онъ любилъ, тѣмъ больше нападала на нее, онъ невольно скрывалъ свое чувство къ ней подъ ласково-шуточнымъ отношеніемъ, но она понимала и радовалась и гордилась этимъ.

Гимназія — она хорошо училась и была любима товарками. Были двѣ дѣвочки, съ которыми она особенно сдружилась. Гимназія⁵⁰ отдалила его отъ нея, но по мѣрѣ того, какъ она подрастала, къ прежнему чувству прибавилось особенное чувство осторожной нѣжности и страха, который онъ испытывалъ за нечистые на нее взгляды мужчинъ какъ на женщину. Онъ зналъ, что былъ пристрастенъ къ ней, но не могъ не видѣть, что она нравилась не ему одному, но что она привлекала къ себѣ уже мужчинъ. А хотя онъ самъ велъ довольно чистую жизнь до женитьбы, онъ зналъ развратные взгляды мужчинъ, и мысль томъ, что грязные люди могутъ смотрѣть на его милую Лизу какъ на женщину, унизительно раздражала его.

Главное, что дорого было ему въ ней, это то ея смѣлое, любовное, ласкающее отношеніе къ нему, которое онъ насмѣшкой отталкивалъ отъ всѣхъ другихъ и принималъ только отъ нея.

Она побѣдила его холодность и страхъ передъ фальшью сантименталь[ности], и онъ былъ благодареыъ ей за это.

Въ первое время ея юности онъ спрашивалъ ее обо всемъ, и она безъ колебанія все, какъ умѣла сказать, разсказывала ему. Но съ годами, въ 17, 18, 19 лѣтъ, особенно съ тѣхъ поръ, какъ она стала выѣзжать, связь эта все слабѣла. Она ѣздила на вечера, балы. Онъ любовался ею, когда она приходила къ нему проститься передъ отъѣздомъ на балъ въ туалетѣ, который хотѣла показать и ему, и съ грустью видѣлъ, какъ она все больше и больше отдалялась отъ него, какъ она все больше и больше увлекалась не кѣмъ-нибудь (онъ зналъ, что изъ всѣхъ ухаживающихъ за ней молодыхъ людей никто не нравился ей особенно), но увлекалась тѣмъ, что она нравилась.

Она все больше и больше жила жизнью не въ себѣ, a тѣмъ впечатлѣніемъ, которое она производила на людей. И понемногу сдѣлалось то, что какъ только не было никого, кто бы восхищался ею, ей было скучно. Но стоило только почувствовать, что ею любуются, и жизнь пробуждалась и била ключемъ.

Онъ замѣчалъ это, но думалъ, что это пройдетъ и даже радовался тому, что не выбираетъ никого изъ тѣхъ молодыхъ людей, которыхъ она встрѣчала и которые ѣздили въ домъ.

Онъ приглядывался къ женихамъ, и ни одинъ не удовлетворялъ его. Онъ по своему грустному опыту зналъ развратность молодыхъ людей, и его оскорбляла мысль о возможности ей, такой чистой, прекрасной, стать женой одного изъ нихъ, и часто, когда онъ замѣчалъ, что какой-нибудь молодой человѣкъ нравился ей, онъ насмѣшкой старался расхолодить ее. Но съ годами она все меньше и меньше стала разсказывать ему все. Онъ видѣлъ, что у нея свой особенный міръ, и уже не старался вступать въ него,⁵¹ но не переставая слѣдилъ за ней.

Ей было уже лѣтъ 20, когда они жили на берегу моря и къ нимъ пріѣхалъ гостить 14-лѣтній кадетъ пажеского корпуса, племянникъ жены Михаила Ивановича; кадетъ былъ милый, живой, восторженный мальчикъ, и Михаилъ Ивановичъ видѣлъ, какъ онъ отчаянно, робко, страстно влюбился въ Лизу. Онъ прожилъ у нихъ все лѣто. Отношенія Лизы съ этимъ милымъ, чистымъ мальчикомъ не пугали Михаила Ивановича. Онъ даже любовался этой любовью. Ему нравилось то, что Коко — кадетъ — оцѣнилъ, какѣ должно оцѣнилъ Лизу, и ему нравилось отношеніе Лизы къ мальчику: она цѣнила его преданность и была польщена этой любовью, но смотрѣла на нее какъ на шутку. Но это была не шутка. Такъ подумалъ и Михаилъ Ивановичъ. Онъ вспоминалъ теперь, какъ въ день отъѣзда Коко, которого онъ [1 неразобр.], увидалъ заплаканное лицо мальчика и серьезное, умиленное лицо Лизы. Какъ это было чисто! Какъ прекрасно! А теперь! Эта любовь оставила важный слѣдъ въ душѣ Лизы. Она на Коко (такъ его звали) поняла, какая можетъ быть любовь мужчины — чистая, самоотверженная и поэтическая, и потомъ искала, требовала такой любви и, разумѣется, не нашла ея. Потомъ была эта глупая свѣтская жизнь. И какъ-то почему-то она никого не полюбила. Двумъ она отказала и продолжала жить, какъ прежде жила, радуясь на свои успѣхи. Но года шли, всѣ привыкли къ ней, и она нравилась все меньше и меньше. И стала нѣсколько разъ она прикидывать мыслью холостыхъ людей, особенно изъ тѣхъ, которымъ она знала, что нравилась, могла ли бы она полюбить ихъ. И видѣла, что нѣтъ, что никто изъ нихъ не можетъ по любить ее, какъ Коко, и она ожидала такого же Коко, но взрослого, который бы могъ быть ея мужемъ; но такого не было. Она все меньше и меньше находила удовольствія въ свѣтѣ и часто съ грустью смотрѣла на себя въ зеркало, любуясь собой, своей никому ненужной красотой. И она все больше и больше начинала скучать. Отецъ видѣлъ это, и ему жалко было ее, но онъ ничѣмъ не могъ помочь ей. Отношенія ихъ становились все холоднѣе и холоднѣе. Не только не было прежнего сближенія, но въ послѣднее время, когда ей было ужъ 25 лѣтъ и она стала увлекаться благотворительностью, къ которой онъ всегда относился насмѣшливо, между ними установилась даже больше чѣмъ холодность. Ему казалось, что она не любитъ его, и ему обидно было за то, что она такъ отвѣчала на его прежнюю любовь, и онъ допустилъ [?] враждебность къ ней. И вдругъ случилось то, чего онъ никогда не могъ вообразить себѣ. Она пропала изъ дому, потомъ написала, что у нея ребенокъ. Она не можетъ сказать, кто его отецъ, проситъ никого не винить и забыть ее.