Pierre, который должен был сообщить ей последние известия о Андрее, всё не приезжал. Он до поздней ночи прокутил накануне и потому встал только в третьем часу. К обеду и он приехал. Наташа, услыхав о его приезде,[3591] бегом побежала к нему из задних комнат, где она молча и задумчиво сидела до тех пор.
Увидав Наташу, Pierre покраснел, как ребенок, чувствуя, что он глупо краснеет.
— Ну, что? — говорила Наташа, удерживая руку, которую он у ней целовал, — есть письма? Милый граф. Все мне так противны, кроме вас. Есть? Давайте. — Наташа за руку повела Pierr'a к себе в комнату, не помня себя от радости.
— Скоро ли он приедет?
— Должно быть скоро, он пишет мне об паспорте для гувернера, которого он нашел.
— Покажите, покажите, — говорила Наташа, и Pierre[3592] подал ей письмо.[3593] Письмо было короткое, деловое, по-французски. Князь Андрей писал, что последнее его дело сделано. Швейцарец Chapelle, умный, образованный, идеальный instituteur,[3594] ехал с ним — нужно было достать ему паспорт. Письмо было деловое и сухое, как писал князь Андрей. Но Pierre по этому заключил, что он был в дороге.
— Ну, а еще? — спросила Наташа.
— Еще нет ничего, — улыбаясь сказал Pierre.
Наташа задумалась.
— Ну, пойдемте в гостиную.
Pierre еще сообщил ей о желании княжны Марьи видеться с ней, о том, что она приедет к Ростовым, и о том, что приятно бы было познакомиться с стариком, будущим beau pèr'ом.[3595] Наташа согласилась на всё, но была очень молчалива и сосредоточена.
На другой день Илья Андреич поехал с дочерью к князю.[3596] Наташа с страхом и неудовольствием замечала, что ее отец неохотно согласился на эту поездку и робел, входя в переднюю, и спрашивал, дома ли князь. Наташа заметила тоже, что после доклада о них произошло смятение между прислугой, что двое шептались о чем-то в зале, что к ним выбежала девушка и что только после этого доложили, что князь принять не может, а княжна просит к себе. Первая навстречу вышла m-lle Bourienne. Она особенно учтиво, но холодно встретила отца с дочерью и проводила их к княжне.[3597] Княжна с взволнованным, испуганным лицом и красными пятнами на лице встретила гостей, тщетно пытаясь казаться свободной и радушной. Кроме своей неопределимой антипатии и зависти к Наташе, княжна была взволнована еще тем, что при докладе о приезде Ростовых князь закричал, что ему их не нужно, что пусть княжна Марья принимает, если хочет, а чтоб к нему их не пускали.
Княжна Марья решилась принять Ростовых, но всякую минуту боялась, как бы князь не сделал какую-нибудь выходку. Княжна Марья знала о предполагаемом браке, Наташа знала, что княжна Марья знала это, но они ни раза о том не говорили.
— Ну, вот я вам, княжна милая, привез мою певунью, — сказал граф, — уж как хотела вас видеть... Жаль, жаль, что князь всё нездоров, — и, сказав еще несколько общих фраз, он встал. — Ежели позволите, княжна, на четверть часика прикинуть вам мою Наташу, я бы съездил тут два шага в Конюшенную к Анне Дмитревне и заеду за ней...
Илья Андреич придумал эту дипломатическую хитрость для того, чтобы дать простор будущей золовке объясниться с своей невесткой. Княжна сказала, что она очень рада и просит только князя пробыть подольше у Анны Дмитриевны.
M-lle Bourienne, несмотря на беспокойные, бросаемые на нее взгляды княжны Марьи, не выходила из комнаты и держала твердо le fil de la conversation[3598] о московских удовольствиях и театрах.
Наташа была оскорблена и огорчена и, сама того не зная, своим спокойствием и достоинством внушала к себе уважение и страх в княжне Марье.
Через пять минут по отъезде графа дверь комнаты отворилась и вошел князь в белом колпаке и халате.
— Ах, сударыня, — заговорил он, — сударыня, графиня Ростова, коли не ошибаюсь... Прошу извинить, извинить... Не знал, сударыня. Видит бог, не знал, что вы удостоили нас своим посещением. Извините, прошу, — говорил он так ненатурально, неприятно, что княжна Марья,[3599] опустив глаза, стояла, не смея взглянуть ни на отца, ни на Наташу, а Наташа, встав и присев, тоже не знала, что ей делать. Одна m-lle Bourienne приятно улыбалась.
— Прошу извинить! Прошу извинить, — пробурчал старик и вышел. M-lle Bourienne первая нашлась после этого появления и начала разговор про нездоровье князя, но через пять минут вошел Тихон и доложил княжне Марье, что князь приказал ей ехать к тетушке. Княжна Марья до слез покраснела и велела сказать, что у ней гости.
— Chère Amélie, — сказала она, обращаясь к m-lle Bourienne, — allez dire à papa que je n'irai ce matin. Je vous en prie,[3600] — прибавила она тем тоном, который m-lle Bourienne знала за неизменный [?], за такой, в котором княжна Марья, доведенная до последних границ терпения, уже не уступала. M-lle Bourienne вышла. Княжна Марья, оставшись одна, встала и взяла за руки Наташу и тяжело вздохнула, сбираясь говорить.
— Княжна, — вдруг сказала Наташа, вставая тоже.[3601] — Нет, подите, подите, княжна, — сказала она с слезами на глазах. — Я хотела вам сказать, лучше всё оставить... лучше, — она заплакала.
— Полноте, полноте, душенька, — и княжна Марья заплакала и стала целовать ее. В этом положении их застал старый граф и, получив обещание княжны быть у них завтра вечером, увез дочь.