ПСС. Том 13. Война и мир. Черновые редакции и варианты - [229]
— Ну, так вечер по крайней мере.
— Завтра да, а нынче театр, я играю.
Nicolas приезжал домой только переодеваться.[2858] Между своими редкими посещениями дома Nicolas заметил, что Денисов не на шутку ухаживал за Наташей, и Наташа особенно оживлена с ним, но он в этом калейдоскопе переменяющихся впечатлений заметил и тотчас же забыл это. «Они там все влюблены», подумал он, улыбаясь сам себе. Он заметил тоже, что Несвицкой глядел особенными глазами на Соню, но это также мало заняло его. В душе его было решено давно, что Соня любит его и никого, кроме его, любить не будет. «Когда вздумаю, тогда и возьму ее. Ну, а даже ежели бы она и разлюбила меня! Вот невелика беда! Их столько, столько таких же, да и еще в тысячу раз лучше, которых я не видал еще». Так он даже не думал, но чувствовал.
В середу на святой его однако уговорили остаться обедать. Это был официально прощальный обед, так как гусары уезжали на фоминой в полк, а Ростовы в деревню. Обедали человек двадцать, в том числе Несвицкой и Денисов.[2859]
Никогда в доме Ростовых любовный воздух, атмосфера влюбленности не давала себя чувствовать с такой силой, как в эти дни святой недели. Весна была на дворе и Ростовы уезжали. «Лови минуты счастия», говорила эта атмосфера. «Всё впереди».
Nicolas, как и всегда замучив две пары и то не успев побывать во всех местах, приехал домой перед самым обедом. Как только он вошел, он заметил и почувствовал напряженность любовной атмосферы в доме, но кроме того он заметил странное замешательство, царствующее между некоторыми из членов общества. Особенно смущены и взволнованы были Соня, Несвицкой, старая графиня и немного Наташа. Nicolas почувствовал, что что то должно было случиться до обеда между Соней и Несвицким, и с свойственной ему чуткостью сердца был очень нежен и осторожен во время обеда в обращении с ними обоими. В этот же вечер святой должен был быть прощальный бал у Иоголя для всех его учеников и учениц.
— Nicolas, пожалуйста поезжай, — сказала ему Наташа. — Он тебя особенно просил, и Василий Иваныч (это был Денисов) едет.
— Куда я не поеду по приказанию графини? — сказал Денисов.
— Хорошо, коли успею: я обещал Долохову, у него прощальная пирушка, — сказал Nicolas. — А вы? — обратился он к Несвицкому и только что спросил это, заметил, что этого не надо было спрашивать.
— Да, может быть, — смущенно отвечал Несвицкой, взглянув на Соню и покраснев до слез. «Что нибудь есть», подумал Nicolas. И еще более утвердившись в этом предположении тем, что Несвицкой тотчас же после обеда уехал, он вызвал Наташу и спросил, что такое.
— А я тебя искала, — сказала Наташа, выбежав к нему. — Он сделал предложение, — сказала она.
Как ни мало занимался Nicolas Соней за это время, что то как бы оторвалось в нем, когда он услыхал это. Несвицкой был во всех отношениях волшебно прекрасная партия для бесприданной сироты Сони. Несвицкой, очевидно, не в силах преодолеть свою страсть или каприз, делал mésalliance[2860] и нельзя было отказать ему. Но странно, первое чувство Nicolas, когда он услыхал это, было озлобление против Сони. Он приготавливался к тому, чтобы сказать: «и прекрасно, разумеется надо забыть детские обещания и принять предложение», но не успел еще сказать этого.
— Можешь себе представить, она отказала, совсем отказала, — сказала Наташа.
«Да иначе и не могла поступить моя Соня», подумал Nicolas. «Милая, дорогая, бесценная Соня».
— Сколько мы ее ни просили с maman, она, я знаю, не переменит, когда что сказала...
— И ты просила ее? — с упреком сказал Nicolas.
Наташа задумалась.
[Далее со слов: — Да, — сказала она. — Знаешь, Nicolas, не сердись, но я знаю, что ты на ней не женишься... кончая: ...сказал Nicolas с слезами на глазах и еще раз поцеловал ее руку. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XI.]
Когда Nicolas после объяснения своего с Соней вернулся в гостиную, он застал Наташу над альбомом, в который Денисов писал ей свои, сочиненные ей, стихи.
декламировал он ей написанные стихи. И, как ни плохи были стихи, он так искренно, страстно говорил их, что они всем чрезвычайно понравились, особенно Наташе, которая просила Nicolas сделать к ним музыку.
Балы у Ёголя начинались рано и барышни скоро после обеда ушли одеваться. A Nicolas с Денисовым пошли курить.
Денисов в дыму трубок всё твердил свои стихи и подпевал, приискивая им музыку.[2861]
— Эх, брат, жизнь наша — всё вздор, — твердил он и Nicolas видел, что товарищ его был не на шутку влюблен.
[Далее со слов: У Иогеля были самые веселые балы в Москве... кончая: Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. — близко к печатному тексту. T. II, ч. 1, гл. XII.]
Она была влюблена не в своего запасного Pierr’а, ни в Денисова, ни в хорошеньких adolescents[2862] в курточках, которые танцовали с ней, но влюблена была во всех, в того, на кого она смотрела в ту минуту, она в того и была влюблена.
— Ах, как хорошо, — всё говорила она, подбегая к Соне.
Большие молодые люди танцовали мало, предоставляя это детям, a Nicolas с Денисовым ходили по залам, оглядывая выделывающих па в новеньких башмачках с бантиками барышень, и как они для приличия ни притворялись равнодушными, эта музыка, эти улыбки, эти смехи, это счастье, разлитое на всех лицах: и наслаждающихся девочек полудетей, и замирающих от восторга любующихся матерей, отражались и в них и им хотелось потанцовать. Nicolas прошел несколько туров вальса, который он, тоже ученик Ёголя, танцовал отлично, но Денисов отказывался, улыбаясь однако с таким видом, который говорил, что он не хочет, но мог бы.
