— Что такое? — спросил Андрей.
— Grande nouvelle. Le pont de Vienne est enlevé, les français ont passé le Danube et vont occuper Znaim avant Koutousoff.[1687]
Андрей только больше открыл глаза и не то ужас, не то гнев выразился на его лице.
— Mon cher, nous sommes mackés, comme à Ulm,[1688] — заключил Билибин, вставляя свое mot,[1689] состоящее в том, что поступок Ауерсперга так же нелеп и необъясним, как и Мака, и что иначе нельзя определить этого поступка, как сделав глагол из слова Мак. Лицо его просияло, за ухом шевельнулась вся шапка волос и все складки и морщины мгновенно книзу сбежали с его лица.
Князь Андрей стал читать и лицо его невольно улыбнулось.
— Mais c’est une trahison incroyable,[1690] — сказал[1691] он.
— Eh, mon cher, il y a trahison et demi trahison et quart de trahison. Quand le jeu est mauvais, on tire son épingle, voilà tout.[1692]
— Но были ли тайные переговоры австрийцев с французами?
— Затем они тайные, чтоб мы их не знали, а впрочем il ne faut jurer de rien.[1693]
Андрей встал и стал одеваться.
— Что вы?[1694]
— Я сейчас еду. — Князь Андрей вышел и распорядился отъездом.[1695]
Билибин, завернувшись в халат, уютно сидел в большом кресле.
— Садитесь, causons,[1696] — сказал он, — dieu sait,[1697] когда увидимся. Savez vous, je vous admire et vous êtes une énigme pour moi.[1698] Зачем вы едете?
— Затем, чтобы сделать мой долг.
— Зачем со мной эти большие слова, nous savons de quoi il retourne.[1699] Ну что же вы думаете об этом деле?
— В военном отношении — Ульм.
— Ведь это при Лихтенфельсе прекрасно, но между нами... Выпутается из этого Кутузов?
— Я ничего не знаю. Я знаю, что наше положенье[1700] дурно, — холодно[1701] сказал Болконский.>
* № 29 (рук. № 69. T. I, ч. 2. гл. XI, XII).
чтоб воспользоваться всем и когда всё делается легко. Князь Андрей был в таком дне и чувствовал это.
— Ну, а чтож вы думаете про Маака?
— Il est coffré le pauvre homme, vous savez,[1702] — прокричал ему Л[ихтенфельс]. Князь Андрей пожал плечами и сделал французский жест губами, останавливаясь в двери.
— Покойный Schmitt был прекрасный офицер и это большая потеря, хотя ему слишком много приписывают в последнем деле.
— Да, эта потеря тем более тяжелая, что мы не имеем никого предложить, кроме Вейротера. Я надеюсь, что Кутузов не примет его.
Болконский опять воротился.
— K[outousoff] fera tout ce que voudra l’empereur; ses lumières seront toujours à la disposition de ceux qui voudront en profiter.[1703]
— Остаются les archiducs... Un archiduc vaut l’autre,[1704] — сказал Б[илибин]. Б[олконский] и все засмеялись. Это б[ыл] allusion[1705] чего то очень смешного.
— Ну, однако, я заговорюсь с вами. — Князь Андрей только хотел выйти, как в комнату вбежал в своем длинном фраке, громадном жабо и панталонах цвета cuisse de nymphe effrayée[1706] сын князя Василия, Иполит, как всегда озабоченный и спешащий. Он по отцу был фамильярен со всеми и с Л[ихтенфельсом] и с Андреем.
— А, великий lovеlасе,[1707] — закричал Билибин.[1708]
— Полноте, вы всё шутки.
— Ну, что la petite cruelle?[1709]
— Нет, я важное, не говорите пустяков.
— De la part de la cruelle?[1710] — спросил он. — Каков?
— La princesse велела мне привести вас нынче вечером или она не пустит меня. Я скакал, как безумный.
— Вы знаете, — сказал Билибин Л[ихтенфельс]у. — Его прислали нам помогать по дипломатической концессии, а он соблазнил всех модисток в Вене, теперь в Брюнне, il fera le tour du royaume.[1711] Иполит засмеялся, захлебываясь.
— Вы приедете? Нет, я вам скажу, Б[илибин], серьезное. [1712] Ну не для вас. Вы, селадон этакий скверный. Лихт[енфельс] не нашел удовольствия, раскланяв[шись], и хотел...
— Ах, постойте. Слухи. J'ai une grande nouvelle.[1713] Бонапарте в Вене уж и мост взял.
— Невозможно.
— И я говорю. Мне говорил п[русский посланник]... Знаете, Болконский, мы поедем вечером к моей и Нимфа будет. Поедемте с нами, пожалуйста, Болконский. — Л[ихтенфельс] уехал. — Так поедем, Болконский.
— Непременно, а вы поезжайте за меня на войну.
— А, гадость какая, я боюсь, когда вижу пистолет. Ну, полно, Билибин, я убегу, — закричал он Билибину, который взялся за пистолетный ящик.
Это почему то очень было весело. Князь Андрей[1714] смеялся, как ребенок.
— Не могу видеть, у всех слабос[ть], мышей не любят... ай, ай полно, Билибин. Он отворачивался.
— Ну, однако мне надо одеваться. Болконский ушел в другую комнату и вышел оттуда одетый в другой мундир и надушенный. Иполит предложил довезти его и дорогой почел себя обязанным говорить о[1715] философии.
— Ведь жизнь — временный asile[1716] и бог нас любит, отчего же нам не веселиться, другие веселятся и я вас всегда уважал.
— Да, да, вот как вы судите.
— Да я только шучу, а я всё думаю.
Ввечеру Андрей поздно воротился домой.[1717] Билибин лежал в постели, но не спал.
— Зайди ко мне. — Андрей вошел, расстегнул мундир и долго задумчиво глядел себе под ноги.
— Удивительна!
— Ну, что? неправда ли хороша.[1718] Это один упрек.
— Завтра я еду.[1719]
— Отчего?
— Ежели бы я не был женат...
Билибин захохотал.
— Вот мы с Иполитом des enfants perdus de l'amour.
