Психотерапия - [46]
Меня часто спрашивают о психологии puella aeterna и существует ли она вообще. Несомненно есть, как я это вижу. Puella aeterna была бы женщиной типа «вечная дочь», той, кто будет бессознательно идентифицироваться с анимой отца. Такая женщина живёт, как и юноша-пуэр, в архетипической роли. Она — Кора, нуминозная anima mundi, богиня света. Женский тип, соответствующий фон Шпату, — это озлобленная, часто коварная старая женщина, которая цепляется за традицию и дорогостоящие ценности, вроде денег, мебели, домов, мехов — старая ведьма, неспособная любить. Также к этой категории принадлежат и гиены в магазинах, которых так метко изображает, Филипп Уайли. Грета Гарбо определённо испытала особенно интенсивное выпадение из роли и — по крайней мере, я так полагаю — выжила как человек. Грейс Келли также нашла выход из чистой идентификацией с анимой, к которой её вынуждала её карьера. С другой стороны, Бриджит Бардо, например, продолжила жить в роли puella в своих фильмах, которые часто содержали гермафродитно-мальчишеские скрытые смыслы, поскольку в алхимии filius regius и его невеста втайне идентичны. Мода, мир кино и одержимость анимой у мужчин усиливают соблазн для женщины играть роль puella так же, как одержимость анимусом у матерей и женщин превращает молодых людей в «вечных юношей». В то же самое время так много искренней духовной, религиозной и романтической тоски и творческих эмоций вложено в эту идентификацию, что понятно, что есть те, кто не хочет от неё отказываться. Ведь им кажется, что нет другой альтернативы, кроме стерильной тирании фон Шпата или разочарованной старухи, потому что они не знают, где и как может произойти возможная трансформация этих фигур.
В духовной революции протестантизма был сделан шаг в направлении того, чтобы больше не воспринимать религиозные образы как внешние и не сводить религиозную функцию психики к функции внешней церкви. Но если сказано А, то надо сказать и Б: если образы больше не являются «внешними» или не могут быть найдены в «догматической метафизике», то тогда они должны быть в нас — не в субъекте, но в объективной психике. Полностью принять этот необходимый следующий шаг протестантизм и не посмел; именно в этот момент и остановилась трансформация «старого короля». Если бы этот следующий шаг был сделан, тогда было бы мыслимым объединение протестантизма с интровертированным крылом католической церкви — другими словами, с её мистической частью. Таким образом было бы возможным преодолеть раскол с помощью принципа эроса и через признание религиозной функции бессознательного.
Реальность бессознательной психики была по большей части персонифицирована в мифологии в виде духа в природе материи, в виде матери, в виде anima mundi или в виде «вечной женственности» в «Фаусте» Гёте. Так как власть феминного не признаётся сейчас в нашей западной культуре, то у нас развились, с одной стороны, высоко-регрессивный культ «мамочек» и гомосексуальность, и, с другой, омертвение сознания, которое находит своё немедленное выражение в увеличении количества образующихся полицейских государств. Я могла непосредственно наблюдать в отдельных случаях, как в снах образ «старого Бога» (в случае немцев — Вотана, в случае евреев — Яхве) и эти силы полиции или диктатор как мотивы заменяли друг друга или возникали как идентичные, так как при отказе от трансформации образ Бога, или предыдущие сознательные доминанты, не просто остаётся прежним, когда процесс не способен продолжаться дальше, но явно регрессирует к старым, примитивным формам. Особенно интересно для нас сегодня всё увеличивающееся везде во внешнем мире количество спецслужб и шпионских сетей. В их сокрытии более или менее непосредственно воплотились тайные работы бессознательного, с одной стороны, в аспекте подрывающем и революционном, с другой — регрессивном и служащем фон Шпату. Без какой-либо своей собственной идеальной цели, эти организации служат укреплению власти различных доминирующих принципов. В большинстве случаев их доминантой является физическая безопасность, другими словами, архетип mater materia является принципиальным мотивом, который побуждает их к действию, или это или убеждение, что строгий «закон и порядок» необходим для удержания хаоса масс — иначе говоря, это начальник-диктатор или образ «старого короля». С другой стороны, одержимые архетипом puer aeternus обычно не придерживаются политических убеждений, и это приводит нас к вопросу об их социальной безответственности; они просто увязают в каждом захватывающем эмоциональном движении масс, которое происходит вокруг, безотносительно того, откуда оно пришло и куда идёт. Конечно, эти два типа одержимости играют на руку друг другу. Les extremes ne se touchent pas seulement:[125] они часто даже идентичны.
Даже связанные с ракетостроением и авиацией проекты восточных и западных групп можно рассмотреть в этом свете. Так, американский поэт-авиатор Джон Мэджи пишет об экстазе своего высокого полёта в открытом самолёте: он «до Божьего лика дотронулся, длань протянув». Дотронулся до Божьего лика! То есть, Бог по-прежнему находится во внешнем мире где-то в пространстве или — если это только поэтическая метафора — он достижим только через ориентированную вовне авиационную технологию и акробатику, не через поиск в себе. Экстатическая инфляция, которая ассоциируется с опытом полёта, здесь описана невероятно наивно. Вскоре после создания этого стихотворения Джон Мэджи погиб в авиакатастрофе. Он тоже был ужален духом земли, смертельным аспектом Меркурия, змеёй, подобно маленькому принцу со звёзд.
