Психотерапия - [23]

Источник

Я стою в пустыне. Они копают в поисках воды. Мужчина копает при помощи лопаты. Он выглядит очень знающим и значимым, своего рода «профессор». Ещё один, кажется, работает снизу вверх. Неожиданно они оба сталкиваются, и всё заканчивается тем, что они лежат друг на друге лицом к лицу. Это выглядит довольно забавно. У того, кто снизу, какая-то разновидность железного лица или маски, и кажется, что те, кто снизу и сверху, поменялись местами. Внезапно ситуация полностью меняется, — должен быть очень быстро ликвидирован переизбыток воды, чтобы предотвратить наводнение и в то же самое время направить воду в город Рим. Много чернокожих работает под руководством профессора. Появляется моя подруга Альберта с милым зелёным контейнером, и мы помогаем вычерпывать воду. Профессор подгоняет нас и однажды в шутку бьёт меня по попе палкой. Но затем профессор отсылает меня, — я должна лежать в кровати и отдыхать. В то же время другие продолжат работать на меня.

Этот сон сразу дал мне полезный практический сигнал. Я посоветовала сновидице, как и сказано во сне, просто лежать всё время в кровати и вставать только на короткое время для сессий анализа. В остальном я просто продолжала интерпретировать её сны в соответствии с обычными принципами. Это решение показало свою пользу; поток снов подошёл к концу без того, чтобы сновидица свалилась от болезни или потеряла связь с бессознательным. Долгие часы в постели обеспечили ей хороший отдых и привели в мирное, медитативное настроение. Как я узнала только впоследствии, под влиянием своего деспотично послушного долгу анимуса, она постоянно силой склоняла себя к чрезмерным усилиям; таким образом этот отдых в кровати был также неожиданно очень полезным в деле освобождения от этого вызванного анимусом чрезмерного напряжения.

Кроме того, этот сон мне кажется впечатляющим, практически классическим воплощением таинственного процесса, который возникает, когда аспект бессознательного становится сознательным.

Дело в том, что мы «объясняем» бессознательное с помощью символов и концепций, которые и сами произошли из всё той же первоосновы — ignotum per ignotius,[58] как говорят алхимики и на что неоднократно указывал Юнг. Символические образы, которые поднимаются из бессознательного, по самой своей сути относятся к материалу, который также преимущественно бессознателен,[59] и поэтому «каждая интерпретация остаётся гипотетической».[60] Каждая интерпретация — это только «приближенное описание и характеристика бессознательного зерна смысла»,[61] и таким образом сама по себе «новое облачение мифа». Однако этот процесс должен быть осуществлён, чтобы сохранить контакт культурного сознания с инстинктивной почвой бессознательного.¹⁵ «Профессор» очевидно представляет собой интеллектуальный подход, который пытается усвоить содержания бессознательного (тогда как человек в железной маске олицетворяет дух глубин, порождённый мифом). Временное переключение ролей с одной стороны показывает естественную близость этих двоих, но, с другой, это также может быть интерпретировано с точки зрения опасности магии. Если дух бессознательного поглотит интерпретирующий дух, результатом будет высокомерно-мистическая псевдо-интерпретация и интуитивно двусмысленное «провозглашение» «нового» мифа. Такого рода вещи в последнее время были в почёте у многих студентов, изучающих мифологию, так же как и у полу-мистических «движений», игнорирующих сознательный человеческий подход и сознательный человеческий способ смотреть на вещи. Разница между профессором и духом состоит именно в том факте, что один из них человек, а другой частично не человек.

Даже в академической среде исследователей мифологии сегодня развивается тенденция в очередной раз позволить символам говорить самим за себя, порождая больше символов без какой либо связи с фундаментальными аспектами глубинной психологии. Я имею в виду такие исследования, как в Symbolon или в журнале Antaios Мирчи Элиаде, J. Schwabe и др. Эти исследования рискуют потерять себя в неограниченной амплификации, в которой практически всё является практически всем и в то же самое время ничем. Чего не хватает, так это определённых рамок и Архимедовой точки опоры за пределами символической системы. Этими рамками может быть только отдельный человек, так как это именно в его или её душе возникают символы. Поэтому мне кажется, что исследование символов, которое не учитывает психологию бессознательного, является бессмысленным занятием. Оно обязательно приводит к том, что исследователь оказывается одержим символами, становится холодным и хаотичным вследствие утраты индивидуального человека как «фундаментального структурирующего элемента» для материала.

Кроме того, сегодня новые Розенкрейцеры, антропософские и «магические» движения стремятся вернуть жизнеспособность наших отношений с символом без учёта глубинной психологии — которую они отвергают — потому что это позволяет им интуитивно и интеллектуально играть с этими содержаниями без каких-либо личных последствий.

Сновидица симпатизировала такому подходу к символам, потому что в этом случае она могла бежать от страданий её реальной жизни в мифический мир магии, где не надо принимать никаких этических решений или каких-либо вообще решений, если уж на то пошло. Она равнодушно относилась к моим попытками относить все толкования сновидений к текущему состоянию её собственной жизни, и временное превосходство, полученное человеком с железным лицом, показывает, что она иногда позволяет себе индульгировать в своих аффектах и образах. Но, слава богу, в её сне преимущество было только временным, и «профессор» был в состоянии снова занять господствующее положение.