Психотерапия человеческой жизни. Основы интегрального нейропрограммирования - [23]

Но внедрение в психотерапевтический обиход исходного нейрологического кода (кстати, почему-то очень медленное), никак не отменило того факта, что и до его открытия психотерапевты умудрялись как-то (и даже иногда успешно) лечить своих клиентов. Используя при этом не лекарства (напоминаю, что с медицинской психотерапией мы никак не связаны), а слово или, точнее, слова (с помощью которых умудрялись очень даже ловко менять наше отношение к собственным и чужим проблемам). Как бы по-иному поворачивая и даже переворачивая их значение. Нет, далеко не всегда в стиле известного анекдота: «Так ведь совсем не стоит! — Зато как красиво висит!..», а весьма даже эффективно и просто — эффектно.

Вы бедны? Зато свободны! Одиноки? Так все женщины ваши! Депрессивны? Зато по-настоящему цените жизнь! Эти и аналогичные (а имя им — легион легионов) способы работы с психосемантическим кодом человеческой психики можно в конце концов свести к простой модели (модели, а не теории!). Есть некие первичные чувства, вырастающие из наших ощущений по поводу себя, других, Мира и Запредельного. Например, банальный страх на фоне первичного испуга. То есть чувства и мысли по поводу этих первичных мыслей и чувств. Например, страх собственного страха или апатия по его поводу, сопровождаемая мыслями и враждебности данного мира и собственной никчемности. Эти мысли, если надо, можно рекомбинировать и трансформировать, например, за счет того же изменения значений («И это у вас не страх, а умное чувство опасности, которое, кстати, можно сделать менее надоедливым. И вы не трус, а человек, который хорошо ощущает и осознает сложность этого мира»).

Однако не так давно на психотерапевтическом небосклоне стали появляться «звезды» (а-за ними и «звездульки»), которые показали изумленному психотерапевтическому сообществу потрясающие вещи. Что, оказывается, внешнее по отношению к человеку пространство тоже имеет для него вполне конкретный смысл и значение. А изменение положения чего угодно в этом самом пространстве означенные смысл и значение как бы даже меняют, и порой кардинально! Сначала гениальный, хотя ныне и подвергнутый известному остракизму Б. Хэдлингер (см., например: [53]) в своем методе семейных расстановок показал, что изменение структуры порой весьма давних проблем в семье (и не только в ней) начисто меняет отношения к этим проблемам. Равно как и семейные взаимоотношения — тоже. Далее его последователи (как раз и подвергшие отца-основателя направления вышеупомянутому остракизму — правда, к сожалению, было за что…), уже в методах структурных, системных, организационных и иже с ними расстановок (см., например: [10]) наглядно продемонстрировали, что расставить в пространстве можно все: от больных органов до взаимоотношений между политическими системами. И что всякие там, в пространстве, манипуляции действительно меняют суть вопроса, переводя проблемы в более или менее приемлемые решения. А после Лукас Деркс в своей теории так называемой социальной панорамы [19] объяснил большую часть этих феноменов, доказав и показав, что мы взаимодействуем не с предметами и людьми, а с их проекциями. Эти проекции мы кодируем в некой своей Модели Мира, именуемой Социальной Панорамой, где все они как бы размещены вокруг нас, хотя обычно мы их и не видим. И что в этой самой Социальной Панораме все очень даже определяется местом, куда мы поместили какую-нибудь проекцию (а места эти как бы даже расписаны и размечены: для ближних и дальних, хороших и плохих etc). И ежели мы проекцию плохого человека переместим туда, где у нас размещаются хорошие люди, он станет куда как более «приятным во всех отношениях». Более того, в силу того, что все мы связаны так называемым морфическим полем (Р. Шелдрейк), не только вы измените свое отношение к нему, но и он к вам. Так родился никем, кроме меня, не окрещенный, пространственный код.

Наконец, хотя и задолго до НЛП, психосемантики и расстановок, целая плеяда психотерапевтов и психологов самых различных школ и направлений использовала еще один код: символы. На разных уровнях их представленности. От чисто вербальных (словесных) метафор: этаких волшебных сказок, притч и анекдотов, содержащих в себе зерно или даже схему решения проблемы. (Например, я однажды за минуту спас своего приятеля от попытки женитьбы на классической стерве, ответствовав ему анекдотом: «Жена — это то, что дается мужу Богом. Правда, не знаю, за какие грехи…».) До воображаемых как бы во сне наяву сложных систем образов, зачастую довольно четко структурируемых и передающих тот или иной аспект реальности. Например, в структурированной символодраме Г. Лейнера [32] на первом этапе работы использовались всего пять символов: Поляна, Ручей, Гора, Дом и Опушка Леса, но этого хватало для того, чтобы человек буквально выложил, а потом и разрешил все свои главные проблемы… А буде еще великий К. Юнг [59] показал, что символы, как язык бессознательного, еще и довольно-таки универсальны (т. е. строго не зависят от страны, национальности и прочего). Идея о выделении отдельного символического кода буквально витала на поверхности.