Психология зла. Почему человек выбирает темную сторону - [74]

1. Бездумное принятие первого маленького шага.

2. Дегуманизация других.

3. Потеря своей индивидуальности.

4. Диффузия личной ответственности.

5. Слепое подчинение власти.

6. Некритическое принятие групповых норм.

7. Пассивно-толерантное отношение к злу: бездействие или безразличие.

Таким образом, так же, как и в пирамидах терроризма, требуется постепенный сдвиг в суждениях — то есть оправдание все повышающегося уровня агрессии как необходимого средства поддержания контроля, и постепенный сдвиг в действиях — то есть реальное применение все повышающегося уровня агрессии.

Хотя этический аспект исследования подвергся резкой критике (в том числе и самим Зимбардо), а интерпретация результатов всячески оспаривалась (психологами, журналистами и даже самими участниками эксперимента), сделанные выводы тем не менее оказали огромное влияние на то, как мы смотрим сейчас на агрессивное поведение внутри группы и между группами людей. Как утверждает Зимбардо, описывая свою работу и исследование Стэнли Милгрэма, посвященное подчинению авторитету, «злодеяния — необязательно поступки злых людей, но их можно приписать действию мощных социальных сил». Я думаю, что осмысление социальных сил, влияющих на всех нас, помогает понять тех, на кого оказывают влияние в разнообразных организациях, и посочувствовать им; также это поможет нам лучше защитить себя от их влияния. Знание — сила, и зная, как легко мы склоняемся к недопустимому поведению, поощряемому группами, в которых действуем, мы можем заметить и предотвратить свою радикализацию.

Да, дорожка скользкая, но нужно помнить, что мы можем сойти с нее в любой момент.

Проблемы совести

Это возвращает нас к началу главы, к теме нацистов.

Адольф Эйхман был осужден в 1961 году за ведущую роль в организации холокоста, включая координацию массовых депортаций в гетто и лагеря смерти. Как утверждал судья во время вынесения приговора, преступления Эйхмана «беспримерно ужасны по своей природе и размаху»[303]. Философ Ханна Арендт (которая, как ни странно, сама была расисткой[304]) писала о процессе над Эйхманом. В серии статей для The New Yorker, а затем в своей популярной книге 1963 года «Эйхман в Иерусалиме» (Eichmann in Jerusalem)[305], она описывает суд и дает проницательные комментарии, пытаясь разглядеть за ужасными поступками человека.

Хотя обвинение пыталось выставить Эйхмана извращенным садистом и чудовищем, присутствующие на процессе обнаружили, что он был обычным человеком, которого, казалось, гораздо больше заботило то, как выполнить свою работу, а не то, следует ли ее выполнять. Арендт описывает Эйхмана как функционера, которого скорее волновали логистика и затраты на перевозки, чем реальность навлекаемого им страдания. «Проблема с Эйхманом заключалась именно в том, что таких, как он, было много... они были и есть ужасно и ужасающе нормальны».

Нацисты, включая Эйхмана, часто поддавались воздействию пропаганды, и многие из них перестали самостоятельно принимать решения. По мнению Арендт, «в мозгах этих людей, превратившихся в убийц, застревала лишь мысль о том, что они участвуют в чем-то историческом, грандиозном, не имеющем себе равных. и потому трудновыполнимом. Это важно, потому что эти убийцы не были садистами по своей природе». Они верили, что приближают благородное будущее, высшее благо и что смерть и разрушения, которые они навлекают, — лишь временное бремя.

Но это было легче сказать, чем сделать. Люди от природы запрограммированы отвечать на человеческое страдание сожалением, печалью, чувством вины. Все эти эмоции служат для того, чтобы помешать нам вредить друг другу. Высокопоставленные нацисты, которые верили в свое дело, помогали подчиненным преодолеть «проблемы совести». Арендт поясняет: «Трюк. состоял в развороте подобных реакций на 180 градусов, в обращении их на самих себя. И тогда вместо того, чтобы сказать “Какие ужасные вещи я совершаю с людьми!”, убийца мог воскликнуть: “Какие ужасные вещи вынужден я наблюдать, исполняя свой долг, как тяжела задача, легшая на мои плечи”».

Людей в фашистской Германии учили чувствовать, что это они страдают, они жертвуют собой. В этой перевернутой реальности отказ от убийства людей становился отклонением, эгоистичным поступком. Чтобы успокоить свою совесть, нужно было пожертвовать высшим благом. Такие обстоятельства затрудняют понимание или ощущение, что человек делает что-то не так.

И все же можем ли мы извинить Эйхмана за то, что он стал сыном своего времени? За то, что он поверил, будто «окончательное решение» было лучшим курсом действий, за то, что играл ключевую роль в попытках воплотить его в жизнь? Я считаю, что нет.

Председательствующий судья по делу Эйхмана не купился на довод, будто тот просто следовал приказу: «Даже если бы мы обнаружили, что обвиняемый действовал, слепо подчиняясь приказу, как он утверждает, мы бы все равно сказали, что человек, который принимал участие в преступлениях такого размаха на протяжении стольких лет, должен понести высшую меру наказания, известную закону, и он не может ссылаться на некий приказ даже для смягчения этого наказания». Судья ясно дал понять, что слепое подчинение не оправдывает, даже частично, преступлений подобного масштаба. Это соответствует текущим законам, в которых говорится, что солдатам не дозволяется следовать незаконным распоряжениям, им нельзя заявлять в оправдание преступления, будто они исполняли приказ. В итоге Эйхмана приговорили к смерти через повешение «за преступления против еврейского народа, преступления против человечества и военные преступления, в которых он был признан виновным».